Толпа сбилась плотней.
— Здесь многие люди плохие поступки совершают, — сказал капитан, обращаясь к толпе. — Сегодня ко мне поступили жалобы, что здесь нельзя торговать, находятся люди, которые бьют купцов и не исполняют то, что обязались. Я эти жалобы должен разобрать. А вы все слушайте и помогите мне решить все справедливо.
— Вот Хомбан сказал мне, — продолжал капитан, показывая на старика с седыми усами, — что сегодня ночью его помощников побили и ограбили, а одного ранили.
Невельской попросил его рассказать, как все было, показать виновных.
Старик вышел и с большой важностью оглядел толпу. Среди гиляков началось движение. Видимо, виноватые пытались спрятаться.
— Вот он! — Один из маньчжуров ловко поймал какого-то гиляка и вытащил его из толпы.
— Да, вот он виноват! — подтвердил старик.
Гиляк побледнел.
— Ты ранил ножом моего человека! — закричал, обращаясь к нему, старик.
Маньчжуры зашумели и задвигались, ругая притихших и смущенных гиляков и требуя наказания.
— Я все скажу сам… — Гиляк вырвался из рук державшего его солдата.
Невельской видел, что гиляки в большой тревоге. Вместо того чтобы помочь им, русские заступались за маньчжуров.
— Что у вас случилось? Почему ты ударил человека ножом и подбивал своих товарищей убивать маньчжуров? — спросил гиляка Невельской.
— Я никого не ударил ножом!… — крикнул тот.
— Врет, врет!
— И другие виноваты, не он один! — кричали маньчжуры.
— Если все возьмутся за ножи, что же будет? Тогда никто сюда с товаром не приедет, — сказал капитан.
Все маньчжуры закричали:
— Да, да! Он виноват! Он ранил нашего человека. Они ночью кидали камни в наш балаган! Так торговать нельзя. Гиляки нас обманывают…
— Было так?
Гиляк молчал.
— Скажи правду! — велел ему Позь.
Гиляк стал, волнуясь, отвечать.
— Он говорит, неправда, не ударил ножом, — перевел Позь.
— Где тот человек, кого он ударил? — спросил Невельской.
Из толпы выступил один солдат.
— Где твоя рана?
Сначала маньчжур сказал, что рана на груди под кофтой. Невельской велел раздеться и показать рану. Маньчжур смутился. Все засмеялись и закричали, что он врет, что раны нет.
— Он хотел ножом ударить, — оправдывался солдат. — Прикладывал нож мне к груди.
— Он только замахнулся ножом, — кричали гиляки.
— Он только хотел ударить, — сказал Позь, — нож, говорит, выхватил и маньчжуры убежали…
— С кем ты был? — спросил капитан у маньчжура. — Покажи мне своих товарищей.
Маньчжур замялся, а гиляки показали на двух солдат.
Тут обе стороны стали кричать: одни уверяли, что их избили, другие доказывали, что ничего подобного не было.
Обвиненный гиляк вдруг рассердился, кинулся на маньчжурского солдата и схватил его за грудь.
— Шестаков! — велел капитан.
Матрос встал между маньчжуром и гиляком.
Позь спросил у присутствующих, знает ли кто-нибудь, почему так произошло. Выяснилось, что дело это давнее, что маньчжур когда-то избил гиляка, отнял у него халат и котел и что тот теперь грозился ему отомстить.
— Ты должен был прийти ко мне, а не хвататься за нож.
Гиляк потупился.
Другие гиляки закричали, что виноват маньчжур.
Капитан понял, что тут дело не такое простое. Показывая, что не торопится с его разбором, он уселся на пенек и закурил трубку.
— Рассказывай все, — сказал капитан гиляку, — что, когда и как у тебя он отнял.
— Все говорите! Капитан все хочет знать о вашей жизни… — объявил Позь.
Тут капитан услыхал, как гиляков втягивали в долги, спаивали, обманывали. Выяснилось, что все здешнее население в кабале у купцов, приехавших с маньчжурами, что гиляков грабят и обманывают, отбирают у них детей, насилуют женщин.
Дул холодный ветер. Нашли тучи. Сегодня впервые почувствовалось дыхание недалекой осени.
«В России мужики тоже в кабале, — подняв воротник шинели, думал капитан, — может быть, местами не лучшей. Здесь, на Амуре, мы утверждаем справедливость, а там у нас беззакония немало. Пока что надо упорядочить здешнюю торговлю. Из государственных соображений необходимо развивать торг русских с маньчжурами, нельзя изгнать их совсем…»
Между тем языки развязались.
Из толпы выступил коренастый лохматый старик с красным лицом. Его новый халат был разорван.
— А ты думаешь, что другие маньчжуры не такие? — спросил он, хватая Невельского за рукав. — Ты думаешь, он лучше их? — показывая на маньчжурского чиновника, продолжал старик. — Да ты знаешь, что он тут раньше делал? Перед твоим приездом меня били за то, что я выдру хорошую добыл и ему не оставил, а купил материи у купца и сшил себе вот этот халат. — Старик показал на какое-то подобие халата, разорванное на спине и на боках.
Другой гиляк стал жаловаться Невельскому на одного из маньчжурских солдат; тот пьяный залез ночью в его юрту и пытался изнасиловать женщину.
— Вот теперь придется вам платить за все! — говорил маньчжурам толстый, румяный гиляк в голубой стеганой шапке, видимо, торговец.
— Мы с вами торгуем, и вы не должны касаться моих дел с гиляками, — волнуясь, сказал старик, обращаясь к Невельскому.
— Нет, — отвечал капитан, — я тут должен смотреть за порядком. Так мне велел мой царь. Со мной вы торгуете честно, и мы с вами приятели, но вот гиляки жалуются на вас. Давайте разберемся.
— А разве гиляки нас не обманывают? — вскричал старик, проявляя необычайную живость. — А разве гиляки нас не грабят? — кричал он, обливаясь потом. — Да чего стоит сегодняшняя ночь! Тогда выслушайте и наши жалобы.
— Вы правы, грабить никто не смеет. И я буду наказывать грабителей.
— Они воруют! Они нападали на нас!
— Но разве гиляки могли осмелиться напасть на ваш отряд? — спросил Чедано. Теперь он уже не боялся пришельцев. — У вас ружья, а что у нас?
Толпа опять засмеялась, а маньчжур помрачнел и умолк.
Капитан терпеливо слушал, продолжая сидеть на пеньке. Старик, прижимая кулаки к сердцу, признал свою вину. За разорванный халат он согласен был уплатить. Невельской велел отдать двум гилякам отнятые у них на этих днях меха.
Капитан на первый раз простил гиляка, который пытался ударить маньчжура ножом, объяснив, что он был много раз обманут, и что раны он не нанес, хотя и пытался. А солдату велено было вернуть котел.
— Но котла нет у меня!
— Верни товаром. Возьми у купцов, — сказал капитан.
Другого гиляка, укравшего у маньчжура чайник, привели сами гиляки. У него отобрали чайник и отдали маньчжурам.
Худого и усатого маньчжура, любившего порассуждать о географии и науках, уличили в том, что он в прошлом году отнял свинью у гиляка. Гиляки потребовали свинью и штраф. Они объяснили, что так следует по их закону. Потом судили гиляков, виновных, как уверяли маньчжуры, в краже двух чашек крупы. При разборе оказалось, что гиляки обмануты на меновой. Толстый кяхтинец, ложно обвинивший гиляков, сам попался. Когда его судили, у палатки стоял сплошной хохот.
— Как хорошо русский судит! — говорили гиляки.
— Никого не бьет! Маньчжуры его слушаются!
Маньчжуры винили гиляков, что те не хотят работать гребцами и выкрикивают громко обидные слова.
— Почему же гребцы разбежались? — спросил капитан. — Надо доставить тех, кто вас нанял, на место, как договаривались.
Оказалось, что гребцам ничего не платят, они работают за харчи, да и те плохие. Невельской договорился о цене за греблю, а гилякам велел работать, как обязались.
— Ну, теперь твоя очередь, — сказал Невельской, обращаясь к Гао.
Гао давно стоял ссутулившись, вобрав голову в плечи и быстро соображая, что и на какой вопрос отвечать. Но оказалось все очень просто: одна из гилячек пожаловалась на Гао, что тот плохо оценил сегодня ее единственного соболя и сказал ей грубые слова.
Спор был улажен. Гао сразу согласился уплатить старухе что следует. Он ожидал иного.
Толпа расходилась. Чумбока ушел с капитаном в палатку. Туда же пошли маньчжуры. Капитан позвал их пить чай на прощанье.
Маньчжуры долго сидели у него. Опять начались разговоры про край, про торговлю, про рыжих…
Капитан дружески простился со старым чиновником, приглашая всех маньчжуров приезжать к себе в гости, и сказал, чтобы они не разрешали своим людям обижать гиляков.
|