Казаки с вышки Усть-Стрелочного караула заметили, как далеко-далеко, на широком речном плесе, два человека и собака бечевой тянули груженую лодку против течения.
"- Ну-ка, - сказал седоусый атаман Скобельцын дальнозоркому Афанасьеву, - в трубу гляди!
Казак сложил ладони в трубку, чтобы не слепило солнце. Товарищи его молчали, ожидая, что он скажет.
Редко случалось, чтобы снизу, с Амура, приходил на караул человек. Орочоны обычно шли табором, на многих лодках. Иногда на Усть-Стрелку прибывал разъезд маньчжурской погранич-ной стражи на больших сампунках.
Теперь всех занимало, кто же брел на этот раз.
- Алешка Бердышов идет! - сказал Афанасьев.
- Он ли? Что-то не признаем пока.
- Вот же тасканый!
- Ба-а, да это, верно, Алешка! Похоже! Этак же ходит!
- Давно его не было!
Казаки немало удивлялись появлению Бердышова. Его не ждали с этой стороны и в это время.
Налегая на петлю бечевы и как бы валясь на нее всем телом, уставший человек медленно подходил к станице.
- Эй, ты откуда явился? - строго окликнул его атаман Скобельцын, когда он приблизился на выстрел.
- Паря, из таких мест, куда ты не долез.
- Он! По ответу слыхать!
- Ну, верно, Алешка. Так складно никто не умеет отвечать. Эй, иди сюда!
Краснолицый Бердышов, в кожаной рубашке, протертой лямками до дыр, и в побелевших от воды ичигах, подошел к казакам.
Те поглядывали на него с опаской, как бы не признавая за своего. Лицо Алешки распухло.
- Ну, как тут ребята мои?
- Ребята! Ты покуда ездил, они уже за бороды схватились, - отвечал Афанасьев.
- Тунгусы почту не привозили от меня?
- Чего захотел! Тебя грамоте на грех выучили.
- Когда послал письмо? - важно спросил атаман.
- Тот год, когда купца оставил и пошел на Амур.
- Нет, еще не получали. Где-то у тунгусов лежит от тебя письмо. Устно передавали, про что писал, а письма еще нету.
На монгольской стороне, за голубой рябью вод, все так же пекутся под солнцем белые юрты. Трава на сопках пожелтела.
Черным кажется лес на их склонах и по складкам. На этой стороне две крыши новых построек поднялись над деревянными домами Усть-Стрелки.
- А вы что все вылезли на вышку? Я иду, гляжу - чернеют, как вороны.
- Нынче вышло запрещение таскаться на Амур и принимать людей с той стороны, - сказал атаман. - Строго следим, чтобы никто не шлялся. Могу не дозволить тебе идти домой, прогнать туда, с откудова ты явился.
- А тут уж один доездился, - небрежно воскликнул Кешка Афанасьев.
- Чего такое? Кто? - встрепенулся Алексей.
- Один амурец уже испекся, - тонким голосом продолжал Афанасьев.
- Да кто такой? С кем беда?
- Маркешка Хабаров! Вот Коняев тебе расскажет, что было. Карп и Михаила ходили с ним нынче зимой, да вернулись. Хотели на Нюман идти, да не дошли - далеко. Стража их захвати-ла. Маркешку увезли и голову отрубили. А они дальше идти не рискнули...
Алексей повесил голову.
- А землю твою не трогали. Как ты обвел сохой поляну, так борозда и есть, никто не касался. Можешь жить по-прежнему. Исправника Тараканова перевели из Нерчинска в Иркутск. Там, сказывают, перемена начальства будет. Губернатор проворовался, а вся полиция и горные с ним заодно. Все открылось. Теперь можешь жить и не бояться, что вызовут в полицию.
- Верно, Маркешка пропал?
- Пропал! Айгунцы его схватили.
- Ну, я теперь им дам!.. Я всех их наперечет знаю, которые на Амуре шляются, - сказал Алексей, поглядывая вниз, откуда только что пришел, и как бы собираясь снова туда отправи-ться.
- Это толстый полковник его увез.
- Я слыхал про него. Забыл только прозвание. Да все одно, что у нас, что у них, исправни-ки одинаковые, что русский, что китайский...
- А Широкова видел?
- Видел. Как же! Он матери гостинца послал.
- С оттудова таскать гостинцы старухам - это дело политичное, пригрозил атаман.
- Я почем знаю, политичное оно, какое ли, - ответил Алексей.
- Ну что, Широков покориться не хочет?
- Не хочет! Он неподалеку от Айгуна живет. Там еще Афонька Трубочистов да этот, что прошлый год из рудника убежал. Я бы знал про Маркешку, сходил бы к их знакомым китайцам, велел бы узнать, где он похоронен.
- Теперь ты ничего не сделаешь, - сказал ата ман, - больше тебя не пущу на Амур.
- Буду я тебя спрашиваться! - ответил Алексей и в сильном расстройстве пошел домой.
"Что такое? Почему человек пропал? Что же это за товарищи, которые дали ему погиб-нуть?" - недоумевал Алешка.
* * *
- Неподалеку от Айгуна мы с ним встретились, - рассказывал Коняев, сидя вечером у Бердышовых. - Когда драка началась, мы как-то сперва Маркешку и не заметили. Потом глядим - он прямо в нарту и вскарабкался на генерала, так на нем верхом и уехал. Ну что же! Мы думаем, надо как-то выручать Маркешку. Я говорю: "Михайла, ты рожей сойдешь за тунгуса, оденься и ступай в город, будто меха несешь". Мишка оделся по-орочонски и вместе с Миколкой пошел в Айгун. Недолго были, глядим - плетутся обратно. А мы жили в фанзе у знакомого китайца на той стороне, за Амуром. "Ну, чего?" спрашиваем. "Готово, говорят, испекся". - "Как так?" - "Голову выставили". Я еще осерчал на Михайлу. А он говорит: "Завтра нам с тобой головы тоже срубят, давай уходить отсюда. Уже посылают стражников в поиски. Завтра нас сцапают, и нам тифунгуан[*] головы спилит". Стражники еле впустили их в город. Но Мишка чисто по-орочонски сыплет, не признали в нем русского. У богдашек ворота на запор, конные стражники с саблями.
[*] Тифунгуан - палач.
- Они вообще-то любят за стены прятаться, - сказал Алексей, - а уж чуть кто под городом появился ну, беда, наделают страхов, не знают, как бы крепче запереться.
- Ну, мы в ту же ночь подались...
- Черт вашу душу знает, как вас угораздило. Там по всему Амуру, кроме как в Айгуне да на Улус-Модоне, нет ни одного стражника, пустая страна. Это уж у вас заместо голов деревян-ные болваны прилажены.
Алексей стал рассказывать про свой поход. Его братья - Николай, Петр, Павел, Кузьма, Иван, Григорий, - сыновья, племянники, соседи, бабы, девки и ребятишки собрались слушать.
- Как же ты уловчился, так далеко прошел? - спрашивали его.
- Что теперь вспоминать!.. Вот нехорошо, что люди шкуру свою спасли, а Маркешку казнили из-за них. Ну, Карп с Михайлом - мужики, а ты, Коняев, казак, а хуже бабы. Торгаш, одно слово!..
...Осенью Алексей ходил с сохой за конем, выворачивая на желтом косогоре черные пласты целины. На соседних полянах пахали под озимь другие казаки. Чтобы веселее работалось, они переругивались бранными стихами.
- Какой ты ловкач - катился с Амура, как калач! - кричал Алешка Коняеву.
- А какой ты говорок - со страху без дождя промок! - отвечал тот.
- С тобой водиться - как с шила воды напиться.
- Алешка хлеще складывает! Забивает, забивает! - кричали казаки.
Стояли ясные, жаркие дни. Степь сохла, желтела.
Казаки вспоминали, как в эту пору Маркешка уже стучал в своей кузнице и как над черной ее крышей высоко вился слабый дымок.
- Погиб наш оружейник. Вот был мастер! - горевал Алексей.
- Пойдем опять на Амур! Надо сквитаться за Маркешку, - толковали казаки. - Тебе подарки будут, - говорили они Скобельцыну.
- С амурцев нынче буду брать побольше, - отвечал атаман, - а то есть приказ строгий, и если откроются ваши походы, то нечем будет откупиться.
- Когда-нибудь все туда двинем, - говорил Алексей. - И тебя, атаман, народ заставит за Расею постараться, старый ты хрыч! При Амуре живешь, собака, а допускаешь ему пустовать.
|