Коммодор Эллиот прибыл на пароход «Барракута» в сопровождении капитана Никольсена и командира корвета «Стикс» капитана Келлога. Русских офицеров опять пригласили на квартердек. Явились Мусин-Пушкин, Шиллинг, Сибирцев и Гошкевич.

Загорелые моряки в белых костюмах, белые паруса, увязанные на реях, и белые бухты канатов, добела выдраенная палуба, а вокруг на берегах дворцы и храмы Нагасаки и зонтичные сосны на холмах и островках – и все это сквозь ванты множества мачт. Красиво, ничего не скажешь! Славный денек!

– Адмирал Стирлинг из сочувствия к нам решает взять ответственность на себя, – торжественно объявляет Эллиот. – Его превосходительство готов освободить вас!

Коммодор и оба капитана взглянули на своих пленников с ободряющей добротой. Эллиот ждал отклика. Но объявленная новость была столь ошеломляющей и неожиданной, что пленные офицеры молчали, опасаясь подвоха.

– Я иду со своими кораблями к берегам Сибири и беру с собой всех вас, чтобы сдать на русские корабли, – продолжал Эллиот.

– Вот так бы и говорил! – вздрогнул Пушкин и свел свои густые брови.

– Согласны ли вы принять мое предложение?

– Но где вы найдете русские корабли? Вы все лето искали их и не нашли.

– Мы пойдем туда, где они есть. Мы прекрасно знаем, где находится фрегат «Аврора».

– Позвольте вас спросить, – заговорил Шиллинг, – при подобной встрече не произойдет ли сражения между вашими и нашими кораблями?..

Барон для Эллиота как для быка красное.

– Да, произойдет! – заносчиво ответил усатый загорелый англичанин.

– Когда же вы сдадите нас на наши суда? До битвы или после?

– После.

– Кто же кого победит?

– Победим мы! – в запале коммодор как бы закусил удила.

– Кому же тогда нас сдадите?

– А черт их побери! – пробормотал Эллиот, отводя своих капитанов. – Я ведь так и говорил адмиралу, что это не довод и ничего не получится! – Эллиот тупел и терялся в таких случаях.

– Адмирал пошлет вас в шлюпках под парламентерским флагом мира, – поспешно объявил коммодор, не давая открыть рот Шиллингу. – Дайте расписку, что по флагу не будут стрелять!

– Мы готовы дать расписку, но не согласны вести вас в Амур, – ответил Пушкин, – просим высадить нас в известной вам гавани Де-Кастри.

– В Де-Кастри никого нет, и вы перемрете от голода. Я могу вас доставить только в Амур.

– Они хотят, чтобы мы показали им вход в реку, – сказал Пушкин по-русски.

– Дайте нам продовольствия на десять дней и высадите нас в Де-Кастри. Мы сами дойдем.

– Нет, я не могу подвергать вас риску голодной смерти!

– Мы отказываемся идти в Амур!

– В таком случае останетесь в плену.

– Объясните ему все сами, Николай Александрович, – сказал Пушкин.

– Я надеюсь, что вы не откажете, коммодор, в таком случае, – заговорил Шиллинг, – мне в личной просьбе.

– Да, пожалуйста!

– Передайте вашему адмиралу, что он далеко не джентльмен.

– Да как вы смеете? Вы... вы... Кто и чем обидел вас?

– Каждый честный офицер вашего флота обиделся бы, если б ему предложили за свободу стать изменником.

– Никто вам этого не предлагал!

– Неужели вы думаете, что мы из первых ваших слов не поняли, куда вы клоните?

– Вы надеялись, что мы укажем вам пребывание наших судов? – сказал Пушкин.

– Вы смеете предлагать нам освободиться в обмен на сведения о фарватере Амура!

– Не забывайтесь! – закричал Эллиот. – Могу отдать приказание заковать вас в кандалы!

– Заковать меня можете... Но вот ваш адмирал все-таки не джентльмен! Да и вам, господа, не следовало бы передавать такие унизительные предложения!

– Остаетесь в плену! – сказал Эллиот. – Вы будете переведены на другие суда! Порция не будет увеличена вашим матросам.

– Кто это решил?

– Приказание адмирала!

– Когда он отдал его?

– Это не ваше дело!

– Ах, вот как! Так не забудьте, пожалуйста...

Эллиот и капитан сошли по бронзовому парадному трапу в вельбот...

– Хорошо. Теперь мы имеем полное право держать их в плену, – сказал на флагманском корабле в своей каюте прибывшим офицерам адмирал Стирлинг. – Мы предлагали им освобождение – они сами отказались. Из страха перед своим правительством! Ну, так им и надо! Но только убрать их с парохода! Всех их разделить, не оставлять вместе. Офицерам не давать кают! Пусть ночуют в палубах. Днем могут проводить время в кают-компаниях... На ночь подвешивать койки в жилых палубах вместе с матросами. Не хотят стать изменниками? Так они заявили? Вы пообещали надеть на него кандалы? Они всего боятся! Приказываю порции их матросам не увеличивать... Табаку и мыла не давать!

– Ваше превосходительство! – заговорил Эллиот. – Их люди честно работают, и наши команды настоятельно просят... на кораблях петиции подписаны всеми, пленные заслужили уважение... «синих жакетов»!

Адмирал был так возмущен, что не хотел больше слушать.

– Петиция не имеет никакого значения, если пленные офицеры дерзят мне! Никому не будет снисхождения!

Коммодору Эллиоту предложено готовить отряд к плаванию обратно на север. Но без русских пленных. Их доставим в Гонконг. Искать вход в реку Амур, попытаться сделать все, что удастся! Бомбардировать Де-Кастри. Отряд Эллиота будет усилен винтовыми судами и фрегатами. Стараться войти в реку и проникнуть на рейд нового порта. Найти «Аврору». Потопить ее... Уничтожить город и порт!

– Взять «Аврору» и привести ее в Гонконг!

«Будет ли Эллиот адмиралом?» – закручивая ус, подумал боевой коммодор. Такой вопрос мог бы подразумеваться!

– Как и решили, пленных офицеров, знающих по-английски, переведите на мой корабль, – приказал командующий. – Я хочу видеть их сам! Держать их перед глазами Пушкина оставить без переводчика. Натуралиста отделить от офицеров. Перетасовать пленных. Все время переводить их с судна на судно, чтобы больше они не заслуживали симпатий наших «синих жакетов». При первых же попытках неповиновения прибегнуть к наказаниям пленных.

– Я прошу вас, мой сын, – сказал сэр Джеймс, оставаясь в салоне с Артуром, – пренебрегите своими дружескими отношениями с офицерами посольства Путятина. Подайте списки пленных. Я приказываю убрать всех с «Барракуты» и перевести на другие суда! Я не рекомендую вам сохранять какие-либо отношения! Я уверен в вас! Они не джентльмены и более для вас не существуют!

– Может быть, необходимо освободить Гошкевича? В одном из китайских портов он мог бы сойти, как лицо гражданское, мог бы отправиться в центральную Европу на пакетботе...

– Гошкевича ни в коем случае! Он же был секретарем Путятина... Держать его дольше, чем военных! А то явится в Петербург, тогда будет считаться, что они заключили договор с Японией.

– Но Путятин уже в Петербурге!

– Путятин? Что он значит, если все его посольство в плену! Просто он бежал, бросил всех на произвол судьбы. Наши газеты напишут об этом! Никто не признает, что он, а не я заключил договор!

Алексей смотрел через порт, в который выставлено на Нагасаки дуло морского орудия, и думал об Оюки. Он надеялся, что в Нагасаки хоть что-нибудь узнает о ее судьбе. Поэтому возвращение в Японию не было для него таким ужасным и невыносимым путешествием, как для его товарищей. Но вот эскадра уходит. Уж вымпелы вьются... Напрасно ждал, что удастся побывать на берегу. Нас переводят, и сегодня уйдем!

В Хакодате встретился знакомый переводчик Сьоза, сказал Алексею, что в Нагасаки в этом году, по совету посла Путятина, открывается первая японская высшая военная морская школа голландского кораблестроения и плавания и что один из самых знатных молодых рыцарей уже отправился туда из окрестностей деревни Хэда и что он теперь в Нагасаки и, возможно, что-то знает о судьбе Оюки. Как всегда, у них ребусы! Понимай как хочешь! Мол, он знаком с красивой молодой японкой из деревни Хэда – дочерью банкира и купца.

Баркас с пленными готовился к отвалу. Стивенсон, тряся руку Васильева, объяснял ему, что на фрегате «Пик», на «Президенте», на «Винчестере» и на всех кораблях, куда переводят пленных, командами также будут приняты резолюции в защиту прав русских матросов курить табак и съедать полную порцию.

– На всех кораблях ее Величества эскадры Китайского моря движение охватывает все экипажи.

– Мы об этом позаботились! В добрый путь! – подтвердил Тэд.

– See you again!^[27]

^[27]Увидеть вас снова! (То есть – до свидания.)

Алексей Сибирцев, японец Точибан Коосай и сорок матросов поднялись на парусный адмиральский корабль «Президент». Как для экзекуции, на палубе выстроены две длинные шеренги моряков. Адмирал Стерлинг в торжественной тишине прошел между рядов гулкими шагами и быстро кинулся к Сибирцеву.

– Пойдете в Австралию! – закричал он на остолбеневшего Алексея. – В колониях нужны рабочие. Объясните, кто этот офицер, который передал мне оскорбление? На рудники! Вы не сдержали честного слова! Вы не джентльмен! Будете спать у меня не в каюте, а в подвесной койке. Целый день слоняться без места и без дела! Я не позволю вашим людям помогать моим морякам! Пусть сидят и скучают, как пленным полагается! Всех вас я буду время от времени переводить в плаванье с судна на судно. Я вам покажу права погибших при кораблекрушении!

Японец Точибан удивился, слыша все, что говорил английский морской генерал. Не понимая его речи, он понимал смысл и обиделся за Сибирцева. Это очень невежливо и постыдно. В княжестве Какегава даже дети не простили бы отцу такую брань. Так не говорят с рыцарем. Его можно убить, но это надо сделать благородно, нельзя оскорблять. А тут крик, как на допросе воришек или мелких шпионов эдосской полицией у моста Симбаши...

...Кроме князя в школу западного кораблестроения из Хэда, рассказал Сьоза, посылаются для дальнейшего обучения несколько бывших плотников, возведенных еще во время пребывания посла Путятина в рыцарское достоинство... А деревня Хэда теперь закрыта как для иностранцев, так и для японцев, и ничего о жизни там никому узнать невозможно. Все переводчики оттуда отправлены в порты. Под страхом казни им запрещено рассказывать обо всем, что было в деревне Хэда. Голландцы начинают японцев всему снова обучать в новой морской школе в Нагасаки...

«Вот и я, офицер, сижу, как и все мои товарищи, в жилых палубах и жду команды: трайс хэммокс – подвешивай гамак! Что ж, поспим и в гамаке! Спят же матросы! И я спал. Как смею я предполагать, что чем-то отличаюсь от них! Устаревшие, глупые понятия! Не за горами реформы в России! Черт их побери! – подумал Алексей, дождавшись команды и прикрепляя свою койку к крюку. – Чем все закончилось! Впрочем, теперь на душе легче, не стыдно людям в глаза смотреть, вокруг все свои, койки Маслова и Берзиня подвешены рядом. Дальше Сидоров, Васильев, Мартыньш, Маточкин. Так же и на других судах вместе с матросами все наши господа офицеры».