В особняке жарко натоплено. После ванны Андрей Николаевич в ватном халате и в туфлях прошел небольшими шажками в спальню. Слуга помог ему надеть рубашку и лечь в постель. Губернатор попросил бювар и очки. Он нацепил их золотые оглобельки к седым вискам и полулежа, медленно стал писать. С годами даже в ванне помнишь дела.

Барон Корф желал быстрейшего и свободного развития новых территорий, накопления капиталов, развития промыслов и промышленности. Он знал, каковы современные средства развития колонии, и старался привлечь на Дальний Восток отечественный капитал, не делая в то же время почти никаких затруднений иностранцам и ограничивая лишь американскую торговлю. Он впервые созвал Хабаровский съезд местных деятелей и подготавливал устройство сельскохозяйственной выставки. Открывал школы в городах, строил поселки. Но теперь следовало смотреть вперед. Пора, пора, полагал Андреи Николаевич, увеличивать штаты полиции, дать ей надежные средства передвижения.

Через Сибирь протянется железная дорога. По стране пройдет слух, что природа здесь богаче, чем в центральных европейских губерниях, и народ хлынет на вольные незапаханные земли. Что же будет, если поселенцы, вместо того чтобы жить в селах, разбредутся по тайге и каждый начнет заниматься чем ему захочется? Правительство пока что сознательно не желает заводить здесь большие разработки угля, железа, руд.

Подобные предприятия могли бы развиться, по мнению государя и министра внутренних дел, лишь ставя себя в зависимость от иностранного рынка. Кроме того, нежелательно возникновение так называемого рабочего класса на окраине империи, находящейся на берегах отдаленного океана.

Андрей Николаевич составлял записку. Нужны новые должности и оклады. Это для полиции. Придется нанимать самоотверженных людей, удалых полицейских.

В край переселяются корейцы, они массами самовольно идут через границы, рассчитывая все на ту же вольную жизнь Дальнего Востока.

Пароходы добровольного флота везут кругосветным путем все больше переселенцев с Украины в Южно-Уссурийский край. По всей границе процветает контрабандная торговля. Вывозится хищнически добытое золото в Китай и дальше идет в его южные порты.

В новый Приамурский край включена огромная территория, вроде Аляски, и территории бывшей Гудзонбайской компании, вместе взятых, да еще к ним присоединено нечто вроде Калифорнии в виде Уссурийского края. Население немногочисленное, но разбросанное, и нет никакого твердо установленного порядка.

Пока зима, пока чувствуешь себя здесь в особняке в Хабаровке, как на арктической зимовке, надо все подготовить, обо всем представить своевременно в Петербург. Зацветет липа, и завьется в тайге виноград, Арктика превратится на несколько месяцев в субтропики, тогда настанет время разъездов и деятельности, некогда будет заниматься бумагами.

Но и зимой нельзя сидеть сложа руки. Разъезды кое-где удобнее для полиции совершать по льду.

Барон сам выезжает иногда зимами. Он знает, что как военный человек не должен бояться суровости природы в крае, где возможны со временем военные действия в зимних условиях.

Утром генерал-губернатор вызвал к себе Барсукова.

Петр Кузьмич подъехал в кошевке, закрытый меховым одеялом. Дымились сугробы, словно кто-то взрывал их порохом при каждом ударе ветра. И дымились крыши низких домов, похожих на сугробы. Качались редкие деревья, оставшиеся от тайги. Петр Кузьмич думал, что в такую погоду никакой отряд невозможно отправлять.

– Помогите мне, Петр Кузьмич, – сказал генерал-губернатор. – Ввоз велик, импорт совершил скачок вверх, а обороты фирм и крупных и средних возрастают в значительно меньшей пропорции. Товары оседают в селах, минуя наши крупные торговые фирмы: Плюснина, Чурина, Кунста и Альберса. Куда, через кого идет все?

– Помимо рук торговых фирм и мелких торговцев ввоз не может совершаться, – ответил Барсуков. Он еще летом слыхал, что ввоз в портах оживляется.

– Фирмы аккуратно предоставили ежегодные отчеты. Я их ждал все время и сам подробно ознакомился. Ответа в этих отчетах я не нашел. Я собрал отчеты, но загадка не разрешилась. Кто-то действует без всякой аккуратности, минуя обычные каналы. Как вам кажется?

«Неужели новая Желтуга?» – подумал Барсуков. Это уже приходило ему в голову и прежде.

– Я постараюсь разобраться и все узнать, Андрей Николаевич.

– Хотя это и не ваша прямая обязанность, но вы наш лучший знаток края, – сухо улыбнулся Корф, и его жесткое лицо стало от этого неприятным – Мне сдается, что на этот раз все происходит не на Среднем Амуре, а в низовьях. Это ваши любимые места. Вы там отлично знаете людей. А где Бердышов?

– Он за границей, в Европе, Андрей Николаевич!

– Он деятелен и способен на операции, суть которых может ускользнуть… Кто у него управляющим?

– Его родственник Томоканов.

Петр Кузьмич сам заинтересовался тем, что происходило. Первый скачок обнаружился еще в позапрошлом году. Но прошлый год особенно! Произошел какой-то поразительный расцвет торговли в селах по низовьям реки.

Барсуков забрал все отчеты фирм. Это были скучные бумаги с обильными сведениями, составленные опытными людьми.

По сведениям, представленным таможней, увеличилось количество задержанных на границе майм и лодок, идущих с товаром из Китая. Барсуков знал, что если задержанных стало больше, то прошло незадержанными еще большее количество. Губернатор Приморской области Унтербергер уверял, что зачинщиков дел, подобных желтугинскому, надо искать в городах. Он сказал, что, даже собираясь на «помочах», переселенцы обычно перессорятся и потом разойдутся в разные стороны и пишут доносы друг на друга и что они не способны к организации.

Домик у Петра Кузьмича поменьше и куда поскромней, чем у здешних генералов, но тоже тепло и «недурственно», как он выражается. Прошлой весной, в мае, посадил он облепиху в своем саду. Все тут растет великолепно!

Барсуков взял с собой со службы все бумаги и отчеты. Он знал, какой ввоз из Китая был в прошлое лето. Американцы, говорят, сидят нынче в Николаевске в пустой лавке. У купцов все раскуплено.

Барсуков вспомнил, как в свое время уральцы ссорились с ним, не хотели селиться на Додьге. А надо было селить их именно там! Приходилось оставлять равные расстояния между селениями. «Это теперь оправдало себя! При почтовой гоньбе. И при пароходном сообщении деревни снабжают дровами пароходы!» Принимались тогда в расчет и стратегические соображения. Мужики полагают, что у них свободная жизнь! А их равномерно распределили, растягивали по территории, не считаясь с их собственными удобствами.

«Но неужели они зарвались?» Кое в чем Барсуков сам давал мужикам поблажки. Но он не желал, чтобы они его подвели.

В свое время надеялся Петр Кузьмич, что они заживут на свободном новом месте тихой и согласной «расейской» общиной, честно и добросовестно увеличивая свой достаток. В свое время он даже старосты им не назначил, желая знать, как у них пойдет жизнь… «Неужели подвели? А с мелочей начали…» Он помнил, как они дома мыли золото.

Петр Кузьмич был вдвойне озабочен. Ему жаль было бы мужиков, если что-то откроется и их накажут. Но и порядки, как он полагал, нельзя уничтожать, основы расшатывать. И так не крепки. Да и заменить-то пока нечем.

Отчеты таможен были по-своему очень интересными.

Иностранные суда, приходившие с товарами, не желая уходить без груза, закупали в эти годы все, что можно, брали лес на Гаваи, рыбу для вывоза в Японию и в Китай. Петр Кузьмич чувствовал, что, видимо, откуда-то течет давно контрабандное, незаконно добытое золото. Но каким путем оно проходит, об этом он мог только догадываться. Быть не могло, чтобы такую массу товаров население сел смогло закупить лишь на средства от продажи муки, рыбы и мехов. Китайцы гнали целые баржи со своим товаром с реки Сунгари. Привозили растительное масло, крупы, муку, солонину, чесучу, дабу, даже английские изделия из Индии.

Весной, с уходом льдов, пришло обычное количество судов из-за границы, но вдруг появились новые шхуны, по большей части японские. Некоторые из них приходили по нескольку раз, чего прежде не замечалось никогда. Раньше японцы являлись лишь за кетой и горбушей, на этот раз их шкипера привозили множество мануфактурного товара. Николаевские торгаши брали лучшие, дорогие. Американцы за последние годы доставляли все больше плугов, жатвенных машин. Немцы продавали оружие, невода, дель для сетей.

Из Забайкалья везли на пароходах и баркасах тулупы, валенки, кожу, тульское и уральское оружие, свинец, порох, ситцы, канифас, сарпинку, железные изделия, сукна, скот, коней.

Петр Кузьмич сам замечал, что и в городе Хабаровке люди стали жить получше. Уже совсем почти развалившийся Николаевск, наполовину брошенный своими обитателями, стал оживать.

Весь этот экспорт и импорт, по масштабам империи, конечно, мелочь! Но по здешним масштабам рост большой.

В прошлом году население купило больше товаров, чем, например, четыре года назад.

– Нет легальных причин для увеличения импорта, – сказал Петр Кузьмич Барсуков, сидя у генерал-губернатора, – источники наши все те же самые: субсидии правительства подрядчикам и частным лицам, оплата зерна при заготовке его интендантством и жалованье чиновникам! А ввоз стал значительно больше. На какие деньги? Вот совершенно точные данные таможни. Нельзя сбросить со счетов и необходимо добавить недозволенный ввоз.

– Кто же организовал такое предприятие? – спросил Андрей Николаевич раздраженно.

Унтербергер вчера уверял его, что дело не обошлось, видимо, без иностранцев. Полицейское управление на посланные запросы получает телеграфные отчеты и письменные отчеты становых и окружных начальников о том, что в низовьях все население работало летом на полях, как обычно. Тягловые обязанности исполнялись. Отлучки были единичны.

– Неужели новая Желтуга, а мы ничего не знаем?

– Возможно, что тут нет Желтуги, но существует целый ряд незаконных приисков на разных реках.

Это было то, чего Корф опасался. В будущем такие зародыши могли обнаружить вреднейшие свои ростки.

Губернатор поблагодарил своего чиновника особых поручений и отпустил его. На другое утро он вызвал полицейского полковника Оломова. Когда-то служил он в Софийске исправником, много разъезжал, считалось, что знает хорошо низовья.

– Очень трудно добраться на эти речки. А зимой вообще невозможно, – говорил Оломов, тяжко дыша, почтительно согнувшись и не решаясь при генерале опуститься на локти на огромную карту на столе.

Губернатор хотел бы со временем и самого Оломова послать в разъезды. Пора бы все ему выяснять самому, чтобы прежде времени в дело не впутались жандармы, которых тут пока что более всего занимают хлопоты с иностранцами, особенно во Владивостоке, где надо и наблюдать, и не подавать вида, что наблюдаешь, даже еще как бы и заботиться об этих иностранных негоциантах.

Губернатор полагал, что если где-то опять собралась вольница, то надо ее распустить. Исполнять придется полицейским.

– Очень трудно пройти всюду зимой, ваше превосходительство!

– Как же ходили офицеры Невельского? Вы забыли, господа? Полицейские офицеры везде пройдут! Это наши исследователи! Где-то опять Желтуга! Найдите людей, которые выдали бы все. В крайнем случае, каких-то беглых каторжных, пьяниц.

– Пьяницы как раз и пьют там. Они такое предприятие ни за что не выдадут… Средства у нас для разъездов малы. Мы не можем объездить всех рек края, хотя бы раз в два-три года. Есть места, где полиция никогда не бывала.

– Полиция и коммерция должны прокладывать путь цивилизации! – серьезно сказал барон Корф.

* * *

В марте, когда стало чуть теплее, вблизи речки Уй среди островов брели две нарты, запряженные собаками. Впереди шел гиляк, не снимавший тяжелую доху.

Дорогу он знал и слез с нарт, уверяя, что скоро ночлег. На широкой протоке обледенели волны снега. Собачьи упряжки шли с трудом. Псы спотыкались, падали и коряжились. Люди часто останавливались.

– Не разберешь, где какая протока… Уже сотни проток прошли.

– Вот юрта, – ответил проводник.

– Его юрта, твоего брата, Ибалка? – спросил урядник Попов.

Проводник ничего не ответил.

В юрту вошли четверо. Когда они распахнули дохи, заблестели золотые пуговицы.

– Полиция! – испугался хозяин.

– Че полиция? Свои! – входя, сказал Ибалка. Старик поцеловал его.

Гиляк Ибалка тоже в полицейском мундире. На ногах у него торбаса и ватные штаны.

– Нам надо попасть на Светлую речку, – сказал офицер.

– На большую или малую? – спросил хозяин.

– На обе. Проведешь нас? Там люди собираются у вас? – спросил урядник.

– Нет, я не видел, – ответил гиляк.

Патлатая старуха стала просить мужа, чтобы он рассказал, что летом туда много людей ходит. И есть люди дурные, крадут рыбу. Убили собаку выстрелом из ружья.

– О чем она говорит? – спросил офицер, улавливая кое-какой смысл по ее жестам.

– Она сумасшедшая, – ответил Ибалка, – че ее слушать!

Вечером офицер читал Жюля Верна, а потом пересказывал содержание фантастического романа Ибалке, а тот хозяевам.

– Тут мно-ого проток! – рассказывал утром старик. – Зачем тебе ходить туда? Там никого нет! Я и сам дороги не знаю. Даже зимой там водопады большие и люди туда не ходят ни зимой, ни летом. Зверей там нет, тайга выгорела…

– Что за водопады зимой? – спросил офицер.

– Не замерзает река и падает! – отвечал хозяин.

Ибалка переводил.

– Почему же ты сам не был? – спросил офицер у хозяина.

– А я не знаю, люди не ходят. Плохое место.

– Как же быть?

Ибалка лукаво улыбнулся и, глядя в лицо офицера, сказал:

– Воздусным бы саром туда! И сверху все видно! Тогда бы хоросо!