— Мы уже в Английском канале[1], — сказал ночью Петр Васильевич.
[1]Английский канал — пролив Ла-Манш.
Всюду виднелись судовые огоньки, но ни береговых, ни маячных еще не видно. С рассветом на поверхности моря стало видно множество парусов, словно новая армада двигалась со всего света к берегам Британии или целые флоты делали тут маневры. Вдалеке эта масса парусов густела, местами сливаясь, словно на море раскинулся сплошной полотняный город.
Но никаких маневров не было. Происходило обычное в этих водах движение. Рыбаки ловили рыбу, большие и малые купцы шли в канал и из канала в порты. Пароход разрисовал на небе черные каракули, которые грязной аркой протянулись над всем этим множеством парусов. В трубу можно было видеть лоцманские ботики.
— Не взять ли нам лоцмана, Геннадий Иванович? — спросил старший лейтенант.
— У Галоперского маяка возьмем! — ответил капитан.
Петр Васильевич подумал, что глупо не брать лоцмана, когда оказались совсем не там, где предполагали. Хронометры как следует не проверены.
Была у Геннадия Ивановича вот такая манера: стоит-стоит и вдруг отрежет что-нибудь не подумавши.
«Есть все же что-то тяжелое в его характере и какая-то временами порывистость, резкость. Матросы в Саутгемптоне собираются сходить на станцию и посмотреть паровоз. А их, может быть, и на берег не пустим!»
— Ну как? — снова появился на юте капитан.
— Ветер начал стихать, Геннадий Иванович...
— Галопера не увидим сегодня, — с досадой пробормотал капитан, — кажется, напрасно не взяли лоцмана, — вдруг добавил он и вздохнул.
Как показалось Казакевичу, все это с упреком.
— Верно, маяка не увидим...
Вся масса судов приостанавливалась. Вдали идет, не убирая парусов, только один пароходофрегат, оставляя за собой один за другим заштилевшие корабли.
— Каков! — восхищенно воскликнул капитан. Он посмотрел на ростры[2], на свой десятивесельный баркас, представляя себе, как он пойдет с паровой машиной, с архимедовым винтом. Так же вот, при всеобщем стоянии, повсюду, без всяких галсов[3] и без мук для людей.
[2]Ростры — связанные на палубе запасные мачты и т. п., на них помещались шлюпки.
[3]Галс — положение судна относительно ветра; делать галсы — лавировать.
Близость Англии и вид этого морского движения настраивали мысли на новый лад. Чувствовалась жизнь современного мира, в котором все движется. Даже революции не могли приостановить коммерческого движения.
Офицеры собрались в кают-компании. Все ждали Англии, а ее не было. Море зашумело, заполнились паруса. Ветром снесло мглу в глубокой дали моря, и вдруг на траверзе виден стал синий силуэт города, отчетливо торчал маяк и главы церквей.
— Берег!
— Что это за место?
— Это не Галопер, господа!
— Где мы? — спрашивали старшего штурмана.
— Ярмут, господа! — отвечал капитан.
— Да, это Ярмут! — сказал Халезов.
— Вот тебе и на! Ярмут, а не Галопер!
— Наши хронометры неверны! — сказал Казакевич.
— Хронометры придется отдать в Портсмуте на выверку, Геннадий Иванович, — заметил старший штурман.
На юте заговорили, что высоту брали при мутном солнце, в таком случае неизбежны ошибки при счислении, кроме того — тут сильное течение из рек Голландии.
Халезов брал пеленги.
— Ужасная разница! — заметил Казакевич.
— Наша долгота ошибочна... полагались на счисление!
«Я прав был тысячу раз, — думал старший лейтенант. — Лоцманы проходили под носом, сами просились, а мы... И это при нехватке времени...»
Еще можно было различать суда. Выкинули флаг. Подошел ботик. Лоцман поднялся на судно.
— Нет, нет... В Портсмут не берусь! Только в Лондон! — ответил он.
Ночью подошли к Галоперскому маяку и дали выстрел, требуя лоцмана. Ветер прижимал корабль к берегу.
— Нет лоцмана! — кричали с маяка в рупор.
— Совсем близок маяк! Опасное соседство! — сказал Казакевич.
Ночью шли вдоль берега, требуя время от времени лоцмана. Наконец на рассвете увидели катер, идущий прямо к судну под лоцманским флагом. Гребцы что было сил налегали на весла, и суденышко легко перебиралось через волны.
— Смотрите, ребята, славно шестеро Джеков управляются в свежий ветер, — сказал матросам Казакевич, проходя на бак по борту.
Петр Васильевич сегодня в отличном настроении. Тихонько напевал себе под нос, шутил и заговаривал с матросами.
Но временами, особенно в каюте, когда один, он очень грустил. Думал сегодня, что вот оставил брату шубу, да почему-то не сказал, что дарит ее, — глупо получилось. Загадывал, что если будет жив и здоров, то привезет сестре на шубу чернобурок из Сибири, сам обзаведется там шубой, а о старой уже теперь, из Портсмута, напишет брату.
На палубе появились бородатые англичане в синих куртках.
— В Портсмут!
— О! В Портсмут... Можно!
— Есть ли патент?
Молодой англичанин переглянулся с товарищем. Тот постарше и посуше, лицо у него пошире и борода пожестче.
— Мы — рыбаки, но можем взяться вас довести...
— Сколько же до Портсмута?
Условились о цене.
— Лоцманского флага не спускать, — велел капитан.
«Вот еще новость», — подумал Казакевич и спросил:
— Что же будем делать, как другой подойдет?
— Иного выхода нет... Будь лоцман на Галопере, не пришлось бы брать рыбака.
Один из бородачей остался. Шлюпка ушла в море.
Не прошло часа, как завиднелась гичка с лоцманским флагом. Опять шесть гребцов гребут отважно, гичка с силой пронзает волны, догоняя транспорт.
Бородатый рыбак стал уверять, что это тоже рыбаки.
Капитан молчал.
На палубу поднялся пожилой плечистый человек, тоже в синей куртке. У него выцветшие брови, голубые глаза и прокуренные губы, как два желтых рубца. Поздоровался с капитаном, снял шляпу.
— В Портсмут вам?
— Да.
— Очень хорошо. Пожалуйста, капитан.
— Он тоже рыбак! — возмущенно сказал бородатый.
Приехавший лоцман только сейчас разобрал, что здесь находится его согражданин.
— Как вы сказали? — обратился он к бородатому, и глаза его стали меняться.
— Он рыбак, капитан! Такой же, как мы! — грубо показывая рукой на грудь соперника, говорил бородатый. — Потребуйте от него удостоверение.
— Я коронный лоцман.
— Покажите, покажите!
— Как вы смеете так говорить!
— Да, да... У вас нет!..
— Ступайте отсюда вон! — вдруг закричал коронный лоцман. — Вот тебе мой патент, — показал он кулак.
— Ах, так вы...
— Какой вам патент! Сходите с судна, иначе в Портсмуте сведу вас в полицию! В ссылку поедете в Австралию!
— «В Австралию»! — с насмешкой передразнил его рыбак, но, кажется, начал трусить.
— Да, да! Возьму тебя и доставлю в полицию! — кричал коронный лоцман.
Англичане рассорились.
Капитан приказал взять коронного лоцмана, а рыбаку заплатить за услуги.
Коронный лоцман выбросил сумку рыбака из рубки.
— Не давайте ему ни пенни, капитан. В полицию его! — вмешался он в разговор, краснея до корней волос. Видно было, что человек этот не даром зарабатывал кусок хлеба и за свое стоял крепко. — В Рамсгите свезите его на берег, капитан, и отдайте полиции! — не мог он успокоиться. — Разве у вас даровые деньги? И не давайте ему... Что будет, если допустим этих бездельников! Теперь все объявляют себя лоцманами.
Рыбак тоже рассердился и стал доказывать, что за оскорбление сам может пожаловаться, что полиция ему ничего не сделает, что каждый может помочь.
— Ответите перед законом! Прошу вас, капитан, не давайте ему денег, — решительно становясь между рыбаком и Невельским, сказал лоцман.
— Что вы толкаетесь? — разъярился вдруг рыбак.
— Вон! Вон! Сейчас же вон! — впал в бешенство лоцман.
В Рамсгите бросили якорь. Рыбак сказал, что отказывается от платы, попросил извинения у капитана и, ругая коронного лоцмана, пошел в шлюпку.
Казакевич задержал его и отдал деньги.
— Нет, сэр, я не могу их принять, — с обиженным видом ответил рыбак.
Однако вскоре смирился, взял и поблагодарил. «Путаем людей, — подумал Казакевич, — привыкли со своими крепостными не церемониться. И тут взяли двоих!»
— Я предупреждал, Геннадий Иванович, что нужен коронный лоцман.
— Кто же их знал! — отвечал капитан.
Коронный лоцман повеселел. Его глаза просветлели, в них не заметно было и тени той свирепости, с которой они сверлили рыбака.
— Город Дил... Полторы мили от нас, — показывал он на берег. — Вон вилла сэра Веллингтона[4]...
[4]Герцог Веллингтон Артур Уэлси (1769 — 1852) — английский полководец и государственный деятель, завоеватель Индии.
— Герцога Веллингтона?
— Да, герцога Веллингтона!
— Какая прелесть, господа, какой парк... Недурно бы здесь постоять на якоре.
Живописные берега, белые скалы, обработанные поля.
— Оживился наш ковчег после дождей и ветров.
— Я впервые иду вдоль этого берега Англии, — сказал Грот.
Но многие из офицеров бывали здесь, только, кажется, тогда все было по-другому. В каждом вояже берега другой страны выглядят по-новому...
Ветер засвежел. Судно шло со скоростью десять узлов, словно почувствовало хорошего лоцмана! Небо мрачнело. Ночью начался шквальный ветер.
|