Они были англичане… те,
что вцепились
в бока Бурого Медведя,
и некоторые — шотландцы,
но наихудшим, о боже, и
отважнейшим вором был янки.
Редьярд Киплинг[124].
[124]Эпиграф из «Баллады о котиколовах» Редьярда Киплинга, перевод Н. Задорнова.
Один очень старый, но еще крепкий гиляк Влезгун, живший в стойбище Иски, ездил каждую зиму к маньчжурам, покупал у них водку, а летом менял ее китобоям на всякие нужные предметы. Его жена хранила водку в зимнем стойбище, и матросы с лесорубки искусно скрыли от своего капитана, зачем явились на Иски. Муж ее торговал в летнем стойбище, но больших запасов водки там не держал.
Многие китобои знали Влезгуна.
Американское судно пришло набрать воду, и заодно матросы хотели раздобыть водки. Шкипер, увидев русское судно, палатки и русский флаг на берегу на мачте, был весьма удивлен.
Утром шкипер сам съездил к Влезгуну, отдал ему старые штаны, рубаху и разные другие вещи, получил ящик водки и отправился к себе, делая вид, что военный пост не имеет к нему никакого отношения.
Днем шлюпка с судна ходила по большой воде на речку Иски налиться пресной водой. Попозже шлюпка отвалила снова. Она шла вдоль берега и пристала у гиляцкой деревни. Матросы вышли на берег и отправились к Влезгуну.
Это были крепкие ребята, несколько месяцев не видавшие берега. Они подвыпили у Влезгуна и на обратном пути снова вышли на берег и пошли по юртам.
Гиляки знали, что теперь их охраняет великий русский царь и Дмитрий Иванович. Матросы смеялись с мужчинами, шутили. Смеялись и гиляки, хотя взгляды их были испуганными. Еще накануне, когда корабль входил в бухту, старики были у Орлова и спросили, как поступить, прятаться ли женщинам и детям и вооружаться ли мужчинам, как делали прежде. Орлов сказал, что ничего этого делать не надо. Но все же, когда в дом входит пьяный матрос и смотрит на женщину озорными глазами, невольно станет не по себе. Гиляки посетовали, что послушались русских.
Орлов, видя, что американцы собрали вокруг себя толпу и что двое из них танцуют, размахивая руками, велел часовому следить, что там происходит. Через некоторое время часовой дал выстрел. В стойбище завязалась драка между гиляками и американцами.
Началось с того, что американцы, зайдя к гиляку Отху, жившему в ближней к посту юрте, стали просить у него водки.
У Отха была красивая молодая жена и дочка лет четырнадцати. Дочь он отослал утром к бабушке в летнее стойбище, а жена была дома.
Гиляк объяснил, что водки у него нет. Один из матросов, совершенно пьяный — белокурый, рослый парень, только что танцевавший на улице, стал хватать жену гиляка, как бы увлекая ее танцевать. Другой матрос выбросил ее мужа из юрты, а гилячку обнял и посадил к себе на колени. Та закричала. Белокурый матрос рванул гилячку за руку к себе… Но тут Отх ворвался в свою юрту. С ним был Хурх с ножом в руках. Более трезвый матрос повалил Хурха ударом ноги. Китобои схватились за ножи. Набежали гиляки. Тотчас же сбилась целая ватага матросов, разгоняя гиляков пинками.
В это время раздался выстрел. Люди с ружьями побежали с поста в деревню.
Китобои врассыпную кинулись к шлюпке. Белокурый матрос, так зверски схвативший гилячку, упал. Его схватили. Он пытался вырваться. Подоспел Орлов и велел связать ему руки. Матроса увели на пост.
С судна съехали двое американцев и спросили начальника поста.
Орлов немного говорил по-английски и мог сказать в случае нужды о главном. Он объяснил американцам, что ждет их шкипера, который должен дать слово, что он накажет виноватого и что такие случаи больше не повторятся.
Рослый рыжий американец, от которого пахло водкой, загорячился и стал подступать к Орлову. Он протянул руки, как бы желая схватить офицера за мундир. Матрос Синичкин загородил Орлова ружьем, видя, что другой американец тоже лезет. Рыжий не успел опомниться, как двое казаков скрутили ему руки.
Подошел баркас. Из него высадился штурман Чудинов, командир «Охотска», с десятью вооруженными матросами.
Американцы убрались.
Через час съехал шкипер, с ним были матросы. Один из них держал в руках длинную бамбуковую палку.
Шкипер оказался старым знакомым Орлова, бывавшим в Аяне. Это был один из тех американцев, что доставляли в Аян все, что там требовалось. Он дружески поздоровался с Орловым, сказал, что рад его видеть, попросил отпустить матросов, обещая строго наказать их.
Орлов не стал спорить и согласился.
— Я ни в чем не виноват, я разговаривал с ними, а они меня связали, — оправдывался рыжий.
Шкипер строго прикрикнул на него.
Орлов знал, что у китобоев на судах большой порядок, но и зверское обхождение с командой.
Один из американцев схватил своего связанного белокурого товарища за ноги, повернул его ничком и бегом поволок к лодке. Тот старался поднять лицо, чтобы не лишиться на нем кожи, рубаха у него разлезлась. За ним бежал курчавый американец и сильно бил его по спине и бокам длинным бамбуком.
Шкипер сидел у Орлова, они дружески глядели друг на друга, выпили вина. Орлов как мог объяснил, что устье реки занято русскими, и расстался со шкипером по приятельски.
…Пост обстраивался. На песке поднялся розовый сруб будущей казармы и сруб поменьше — домик начальника поста. Матросы вытаскивали из воды бревна, нарубленные на материке и пригнанные по заливу. Слышался звон пилы.
Орлов вернулся на вельботе. Офицеры вошли в большую палатку, полуоткрытую к заливу, и уселись за дощатым столом. Плещущая вода, залитая солнцем яркая синь неба и далеких хребтов, ветер, заполаскивающий парусину, стружки на песке и эти белые, чисто выструганные кедровые доски стола, — во всем свежесть и новизна.
Большая палатка служила офицерам спальней и столовой, кабинетом для занятий.
Вскоре явились оба шкипера.
Американец вошел первым и, сняв широкополую шляпу, вынул трубку изо рта и протянул капитану свою корявую ладонь. Это был рослый сухой человек, в желтом жилете и черном пиджаке. У него седые курчавые волосы, морщинистое лицо, быстрые глаза и живость взора, несвойственная возрасту, длинные ноги и тяжелые кулаки; судя по виду, это настоящий янки, sharper — «скоблила» из Бостона или Род-Айленда.
Капитан пригласил его садиться.
Тот полез по скамье в глубь палатки и, выложив документы перед капитаном, уселся с трубкой в кулаке, кутаясь дымом.
Англичанин тоже с трубкой, плотен, коренаст, с маленькими мутно-голубыми глазами, по которым никак нельзя догадаться о его чувствах, крепко пожал руку капитана, кивнул головой, положил на стол судовой журнал и папку с документами, а сам присел на край скамьи, кажется не ожидая услышать ничего нового.
Невельской знал, что за люди перед ним. Это искатели наживы. Для них не существовало ни законов, ни справедливости, они верили в силу оружия и еще в свои кулаки. Невельской по-своему уважал их, зная, что это хорошие моряки, но он знал также, что, если сразу не положить конец их безобразиям, они обнаглеют.
— Ну, как дела? — спросил Невельской запросто.
— Не так плохо! — улыбаясь, ответил американец.
— Очень хорошо! — холодно, но любезно сказал англичанин.
Невельской сказал, что эта гавань, устье Амура и все побережье до Кореи занято русскими.
Американец ссутулился, словно его поймали за ворот, а англичанин стал моргать, уставившись на капитана. Смутило их то, что Невельской говорил по-английски, и оба шкипера сразу почувствовали, что перед ними человек, который может доставить им большие неприятности. Это напоминало далекие родные края и такие же строгие разговоры в своих портах.
Невельской спросил, зачем суда пришли в залив Счастья.
— Налиться водой, — отвечал англичанин.
— Да, за пресной водой, — сказал американец.
— Какая команда? — спросил капитан. Он посмотрел судовые документы. Все было в порядке. Американское судно приписано к Род-Айленду, английское — к Портсмуту. — Бывали здесь прежде?
— Да, сэр! — ответил американец.
— Нет, сэр, именно в этом заливе в первый раз, но в соседних бухтах случалось, — ответил англичанин.
— Вам известно, что теперь здесь русский пост и мы строим порт?
— Нет, сэр! — ответил англичанин. — Это нам не было известно до сих пор.
— Да, сэр, — ответил американец, — мы видим русский флаг, и об этом нетрудно догадаться.
— Повторяю: устье Амура, весь край с островом Сахалином и все побережье до Кореи занято русскими, — сказал Невельской. — Мы всегда считали эти земли своими. Вот вам правительственное объявление об этом. — Он подал шкиперам по бумаге. — Мы поставили вооруженные отряды здесь и на устье Амура.
Шкиперы взяли объявления и прочли английский текст.
— До Кореи? — удивился американец.
— Да, до Кореи.
— Но кто же будет занимать? Где ваш флот?
— Вот флот! — кивнул капитан на «Охотск». — И я, и мой отряд… И всюду поставлены посты. Всякая дерзость и непослушание будут приняты нами как неуважение к русскому флагу и императорской короне. Россия присылает сюда крейсера. Во всех гаванях посты, и никакие самовольные действия не могут тут быть чинимы!
«Что он тут сделает с этой старой посудиной, которая развалится от холостого выстрела?… И с горстью людей? Впрочем, черт знает, какие посты поставлены. Кажется, сорвиголова. Надо поговорить с ним дружески, тогда ясней все станет».
Если бы шкипер-американец заподозрил хоть на миг, что у капитана, кроме «Охотска», нет ни сил, ни средств подтвердить свои требования, он плюнул бы на все и ушел, но он сидел и с интересом слушал. Теперь понятно было, почему Орлов — старый приятель — стал холодноват, держался не так, как в Аяне.
«Но зачем же так горячиться?» — думал американец.
— Прошу вас, господа, помнить и предупредить обо всем, что вы от меня слышите, всех своих товарищей: мы запрещаем бить китов в Сахалинском заливе. Повторяю, придут русские крейсера, будут задерживать браконьеров. Никакие насилия не могут чиниться здесь местным жителям. Мы за это будем строго наказывать… Все население состоит под покровительством императора…
— Сэр, я наказал моряков, — заговорил американец, когда Невельской кончил. — Вы не знаете, что за люди у нас на судах! — с чувством воскликнул он, как бы радуясь случаю пожаловаться в хорошем обществе на свою ужасную жизнь. — Это сброд! Я послал налить бочки, а они увидели женщин… — Он подмигнул и развел руками.
— А где же граница? — спросил англичанин, долго рассматривавший объявление.
— До Кореи весь берег принадлежит России, — повторил Невельской. — Побережье — наша граница.
Англичанин вздохнул, как бы немного волнуясь. Американец поднялся и горячо пожал руку капитану.
— Благодарю вас, сэр! Я буду исполнять все, что вы требуете. Конечно, никаких насилий.
И, как бы желая рассеять эту неприятную атмосферу взаимного недоверия, американец посмотрел на Невельского улыбаясь.
Англичанин тоже поднялся.
— Я прошу вас задержаться, — обратился к нему Невельской.
— Что такое? — вздрогнул маленький шкипер.
— У меня есть сведения, что ваше судно два года тому назад было у соседнего острова.
— Да, сэр, — уклончиво отвечал тот. — Да, я тут был!
Капитан смотрел ему в глаза.
— Гиляки жалуются, что вы совершали там недостойные поступки. Дайте свои объяснения.
— Сэр, — начал Джо, — вы поймете меня. — Он решил делать вид, что откровенен с человеком, который свободно говорит по-английски. — Вы поймете меня, сэр! Мы топили там китовый жир. Но никаких недостойных поступков…
— Вы христианин? — резко спросил капитан.
— Да, но я китобой, сэр, и в Тихом океане… Но Библия у меня всегда с собой… Я понял вас, сэр… там не было ничего особенного. Но знаете, что за сброд на китобойных судах. Вот посмотрите на мои руки… — Спокойствие стало изменять шкиперу. — Я был болен и не вставал. Мы продаем жир в Гонолулу, американцам. Когда туземцы работают, вытопка идет. У меня был помощник. Он взял в залог женщин. Я всегда против этого.
— А где женщины?
— Как только я очнулся, их немедленно высадили… Мы отпустили их на восточном берегу Сахалина. Да они уже вернулись сюда благополучно.
— Укажите точно пункт, где их высадили.
— Вряд ли смогу вспомнить.
— Смотрите, а то вздерну на рею! — вдруг сказал капитан, видя, что шкипер мнется. — Знаете, что полагается за работорговлю?!
— Никакой работорговли, сэр… Широта… Если не изменяет память…
Невельской все записывал.
— Вы были здоровы, так утверждают спасшиеся. Говорят сами женщины, что вы отпустили их только из суеверия, когда корабль сел на мель и вы стали молиться. Вы еще опасались, что нападут гиляки, которые собрались на берегу?
— У нас был буйный парень. Гарри Чайз, сэр. Он американец. Перешел с американского судна. Этот матрос утонул па рейде в Гонолулу. Он свалился за борт вместе с бочкой жира. Бог наказал его, сэр, этого парня. Как раз он заменял меня во время болезни. Это правда. Он был красивый парень.
Теперь шкипера переменились ролями. Подвижной и темпераментный американец смотрел с невозмутимым видом, чувствуя всю выгоду своего положения, когда тут открывались преступления почище тех, что совершили его люди.
Англичанин же стал подвижным, нервным, он то вскакивал, то размахивал руками, то прижимал их к груди.
— Почему вы так долго были в сорок восьмом году у этого острова?
— Здесь довольно удобно топить жир. Берег как хороший мол.
Джо заметно смутился. Разговор ему совсем не нравился. Похоже было, что капитан хочет дознаться кой о чем посерьезней, чем увоз гилячек. Джо ждал здесь Хилля…
— Убили сразу несколько китов. В таком случае буксируем их к берегу.
— Сколько китов?
— Трех, сэр. Одного вытопили в море.
Когда капитан снова заговорил о судьбе гилячек, Джо, вместо того чтобы насторожиться, приободрился и даже повеселел. Было очевидно, что неприятней всего для него разговор о причинах длительного пребывания у острова Удд.
— Да кто же знал, сэр, — заговорил американец, как бы желая выручить коллегу, — что гилякам покровительствуют русские. Мы полагали, что они независимы…
— Дальше к югу я не могу разрешить плавание, — сказал капитан. — Приходите торговать, брать пресную воду, мы рады будем гостям… Нам нужны будут ваши услуги, — сказал Невельской.
— Сэр, мы могли бы не ссориться… — сказал Джо.
Американец двусмысленно покашлял в волосатый кулак.
— Вот читайте! — Капитан подал Джо бумагу.
«Я, Джо Хендли, капитан китобойного судна „Пиль“, приписанного к порту Портсмут, в 1848 году летом, в августе месяце, находясь на широте…»
Гиляки заглядывали в палатку и видели, что рыжий с кислым лицом что-то пишет.
Невельской убрал бумагу и спросил, где бьют китов, каких, как… Из судьи и резкого, требовательного допросчика он, заинтересовавшись рассказами шкиперов, превратился как бы в их товарища, моряка, расспрашивавшего о промысле…
Когда шкипера вышли, жители Иски толпой стояли у палатки. Они с любопытством заглядывали в лицо Джо, желая удостовериться в происшедших переменах. В иное время Джо ударил бы кого-нибудь из них за это по зубам. Но сейчас прошел спокойно.
Чудинов провожал гостей до шлюпки.
— Мне кажется, что он сумасшедший, этот русский капитан. Берег до Кореи принадлежит ему! Как вам это нравится? — говорил американец. — И дай ему во всем отчет! Где, сколько котиков, как учим гарпунеров, какой гарпун, какие пушки!
Дойдя до шлюпки, американец остановился и сделал испуганное лицо.
— Черт возьми! Я, кажется, не все документы своя взял! Опасно оставлять у русского. Вы поезжайте, — сказал он, обращаясь к Джо, который мрачно уселся на корме своей шлюпки, — а я скоро заеду к вам…
— Простите, капитан, я, кажется, забыл трубку, — сказал он Невельскому, возвратясь в палатку. — Ах, черт возьми… Да вот она, у меня в руках, — весело продолжил янки, — моя вечная рассеянность! — Он сделал серьезное лицо. — Заодно я кое-что хотел сказать вам. Этот англичанин, который был со мной, — негодяй! Имейте это в виду. Настоящий пират и торговец невольниками… Они тут грабят, всем это известно. Но этот негодяй, — показывая трубкой вслед шлюпке, продолжал он, — пытался еще и обмануть вас. Это шпион, поверьте мне — старому морскому волку.
Невельской с некоторым удивлением смотрел на американца.
— Почему вы решили это?
— Он сам проболтался мне, что в тысяча восемьсот сорок восьмом году ждал какого-то человека, который должен был спуститься откуда-то, чуть ли не из Китая, но Амуру. Англичане, сэр, лучшие шпионы в мире. Мы, янки, торгуем и всюду посылаем товары, а они хотят все захватить силой. Почитайте их журналы за прошлый год, сэр, там только пушки и парады на всех страницах. Теперь каждый молодой англичанин желает отличиться перед своей королевой. Новый век в Англии! Я давно заметил, что тут дело не чисто! Зачем ему идти к югу, когда там мели, и пресная вода, и нет никаких китов? А он стоял тут у острова. Недаром околачивался здесь два года тому назад и теперь снова явился. Он мне сразу не понравился. Хорошо, что вы все тут заняли!
Американец засиделся.
Орлов опять угостил его, на этот раз брагой, бочонок которой прислала ему из Аяна молодая жена.
Невельской любил поговорить со шкиперами.
— Сэр, а вы бывали в Англии? — спросил американец у Невельского.
— Да.
— Осмелюсь спросить, сэр, где? У вас великолепное произношение!
— Плимут, Портсмут, Лондон.
— Много раз?
— Да.
— В каком же году последний раз в Плимуте?
— В сорок шестом.
— Позвольте, не на русском ли фрегате?
— Да, на «Авроре». Вы ее знаете?
— Да! С сыном русского императора? — Как американец, он питал слабость к титулованным особам. — В сорок шестом году я читал об этом в газетах. Я был в Плимуте, делал тимберовку[125]. Писали во всех газетах, какой пир был задан…
[125]Тимберовка — ремонт, модернизация деревянного судна с целью сделать его годным для дальнейшего плавания. Термин парусного флота.
Кружки поднялись, и моряки снова выпили.
— В Бостоне и в Род-Айленде наши хозяева собрали подписи под петицией президенту. Мы требуем сильной экспедиции в Японию. Нам нужны там удобные гавани. Мы не имеем права приставать к берегам Японии. Нам не позволяют набирать пресной воды. Войдите и в наше положение. У нас здесь промыслы, а нет станции.
Перед Невельским был характерный тип одного из бывалых американских моряков. Он многое знал и оказался любопытным собеседником.
Американец рассказывал про браконьеров на Аляске, про золотую лихорадку в Калифорнии, он знал Тихий океан как свои пять пальцев, терпеть не мог англичан, говорил, что русских на океане ждет большое будущее, промысел и торговля должны быть свободны, а англичан надо выгнать отсюда…
— Когда нет китов, я рублю лес на ваших берегах и везу на Гавайи. Так я зарабатываю, если нет улова. Там в цене бревна. Многие здания строятся из русского леса. Я мог бы рубить и тут лес, нанимая гиляков, и устроить тут на берегу постоянную жироварню… Русское правительство получало бы доход… Я вам скажу еще об англичанине. Вы должны это знать… Я вижу, что вы благородный человек и поймете меня. Англичанин — такой негодяй — сказал мне, что у них парламентские выборы и свобода торговли, а в России деспотизм и законы русских противоречат принципам свободных мореплавателей. Так он сказал… Знаете, сэр, англичане всегда подчеркивают, что другие народы не понимают их принципов. Но ведь в Америке у нас, капитан, демократия, и республика, и полная свобода, но я не говорю об этом, а подчиняюсь вашим требованиям. Вы понимаете меня? Что касается меня, то людей прекрасней, чем русские, я не встречал, и мы всегда понимали друг друга.
— А что бы вы сказали, если бы я вошел со своими кораблями в бухту Род-Айленд и открыл там охоту на случайно зашедшего кита?
Американец понимающе улыбнулся и закивал головой, как бы показывая, что ценит остроумие капитана.
— Написали бы в газету, — сказал он, — и все были бы рады прочесть.
Он желал выяснить, что за человек капитан, возьмет ли он при случае взятку и верно ли то, что он говорит о занятии всего края. По его мнению, здешние русские также искали при удобном случае выгод от иностранцев, как и чиновники в Штатах или в испанских республиках и королевствах или как китайские мандарины на Вампу, где с их помощью продавались целые транспорты опиума.
Невельской сказал, что ему жаль огорчать собеседника, но стало известно, что китобои оставляют костры на берегу, а от этого огромные пожары.
«Что они со мной сделают?» — подумал американец и сказал уклончиво, что в нынешнем году он уходит с полным грузом жира.
Невельской спросил шкипера, знает ли он американца Нокса на Камчатке и что это за фирма, от которой тот торгует. Нашлись общие знакомые в разных портах.
— О, начальник Аянского порта Завойко — мой друг. Он прежде был в Аяне, а теперь, говорят, назначен губернатором на Камчатку. Мы дружно живем, — поспешил уведомить шкипер. — Вот господин Орлов знает, что я и прежде следил за своей командой и у меня никто не смел насильничать.
Американец поднялся и горячо пожал руку Невельскому и Орлову.
— Очень рад был познакомиться. Поздравляю от души с новосельем. Правда, тут холодно и все гавани замерзают, но вы, русские, народ крепкий и привычный. Еще будем встречаться в этой луже. Будем знакомы. Если что-нибудь надо вам привезти из Гонолулу или Род-Айленда, то я сделаю с большой охотой. Теперь мы соседи. У нас теперь есть тоже порт на Тихом океане — Сан-Франциско… Мексиканцы не знали ему цены!
Он попрощался с офицерами, как с дорогими друзьями, и между прочим спросил:
— А что будет с протоколом на Джо?
— Отправим в Петербург — как там посмотрят… Хендли, видимо, придется ответить, — сказал Невельской. — Ведь это не шутки. Он совершил преступление.
— Ваш капитан прекрасный человек! Это счастье — служить под его командованием, — сказал американец Орлову, который на этот раз понял его английскую речь.
— Друг, друг, а на всякий случай спросил про протокол, — сказал Орлов, вернувшись с берега. — Сам боится, как бы не попасть.
Американец, проезжая мимо «Пиля», окликнул шкипера:
— Алло! Дружище!
— Алло, — отозвались с борта.
— Ну, как вы?
Джо со злой физиономией выглянул из-за фальшборта.
— Что этот сумасшедший? — спросил он.
— Большой фантазер! Он мне даже рубить запрещает, говорит, что от этого пожары… Но он был с сыном русского царя в Англии. Кажется, важная особа. Не шутите с ним.
— А что вы скажете про объявление? Вы прочтите его хорошенько… Вы хорошо прочли? Я тоже не в восторге! Но уж тут ничего не поделаешь!
— У них сумасшедшее правительство и люди тоже!
— Только сумасшедший может грозить повесить на рее за гиляков!
— Держите ухо востро! Протокол идет в Петербург… Попробуйте умаслить его…
Джо выругался.
— Не надо было подписывать! — сказал американец. — Вам теперь нельзя идти к югу, там русские посты. — И добавил едко: — Как вам нравится, что русские заняли берег до Кореи и хотят плавать по Японскому морю?
— Черт их дери, — ответил Джо. — Тут гавани девять месяцев в году подо льдом. Они замерзнут и, вместо того чтобы плавать по морю, будут большую часть года сидеть на берегу и выкалывать суда… А зачем же вы обругали меня при русских?
— Кто? Я? — удивился американец. — Вот уж ничего подобного! Напротив, я хотел за вас заступиться и еле сдерживал свое возмущение.
— Поднимайтесь ко мне.
— Благодарю. Меня ждут на судне. «Ничего интересного у этого бродяги!» — подумал американец.
Он кивнул головой, и негры взялись за весла.
— Гуд бай, дружище!
— Гуд бай! — отозвались с английского китобоя.
«Черт знает, — думал американец, — если вся его сила в гнилой посудине, то можно не бояться и бить китов… Но, судя по тому, как разговаривал капитан и что он прислан из Петербурга, да как решительно его люди спрятали буйных матросов, похоже было, что он в самом деле располагает силой. Как бы то ни было, мной на руки получено их правительственное распоряжение… Но Джо хуже, чем мне, приходится!»
В этот день в залив вошел бременский китобой, и шкипер с американского судна видел, как туда отправился русский вельбот, потом, как немцы везли своего шкипера на берег и как потом тот возвращался с недовольным видом.
«Кому может такое понравиться!» — подумал американец.
| 
