Целое племя, многочисленное и даровитое, но долго отделенное от остального мира положением своей страны и государственными уставами, примкнуло к торжественному ходу передовых народов земли...

М. Венюков, «Обозрение Японского Архипелага»

– Вы желали узнать о Сибирцеве? – спросил переводчик Татноске-сан. – О нем что-то было известно. А, я вспомнил! Он был болен поносом. Как всегда, я могу быть вам полезен, Александр-сан.

Татноске улыбнулся так ласково, что за дальнейшие сведения придется деньги платить. А Харрис еще удивляется, зачем нам деньги, мол, живем не по средствам.

– Да-а, конечно... Алексей-сан на переходе из Гонконга в Африку был очень болен. Могло быть, что он...

Ужасная судьба! Как блестяще он начал – и такой тяжкий конец.

– Почему вы спрашивали? Да, я знаю: вы были близким другом... А вы знаете, что в Гонконге Сибирцева-сан задержали англичане за предоставление артиллерии Китаю.

«Что за чушь! Как это может быть?»

– А потом его выслали из Гонконга в числе других пленных в Англию. На переходе началась эпидемия, и он заболел холерой. Многие умерли. Я так думаю... Я узнал случайно от других. Приезжала с английской эскадрой англичанка из Гонконга, очень знатная, и искала его сына. Я удивился... Я совершенно не знал... и был поражен... Разве у Сибирцева был сын? Я до сих пор ничего не знал.

– Она нашла его сына?

– Да, она была очень настойчивая. Но японскому управлению ничего не известно.

«Так у Алексея Николаевича все же сын! А где же он сам? Жив ли?»

– А что это была за англичанка?

– Говорят, она в христианской миссии в Китае учит девочек.

– Старая? Как ее фамильное имя?

– Очень молодая и красивая. Ее зовут Энн, и больше мы не узнали. Вернее, я не слышал.

– Кто из переводчиков с ней встречался?

– Мориама-сан.

А Мориама, улыбаясь, стоял рядом и все слушал.

– Мориама, вы видели приезжавшую из Гонконга англичанку?

– Да, я помогал ей. Очень молодая и приятная. Когда она упоминала имя Сибирцев а, то краснела, и я решил, что она сестра Ареса-сан... Или... жена! Он ей не безразличен. Она очень хотела видеть его сына и готова была поднять на ноги всю японскую полицию и призвать западную религию и флот королевы. Она так и заявила, что имеет право говорить от имени королевы и что королева Виктория имеет много детей и всех сама кормит грудью и не отдает их нянькам. У королевы прекрасный муж, но не имеет власти. Кое-что мисс Энн удалось узнать. Я помог ей...

– Так что же она? Говорила об Алексее?

– Ареса-сан был якобы арестован в Гонконге английской полицией за перевозку самых современных артиллерийских орудий в Кантон. Но на самом деле это сделал не он, а какая-то шайка спекулянтов. Мисс Энн известила, что распространялись слухи, будто бы на переходе в Индийском океане Сибирцев заболел холерой, после высылки из Гонконга. Он был брошен в мешке в воду. Англичане якобы хотели его судить за доставление артиллерии Китаю.

***

Уэкава с сияющей физиономией взошел по трапу и кланялся встречающим офицерам. Сказал вахтенному офицеру, что желает видеть капитана господина Римского-Корсакова и обрадовать важным и приятным известием.

Посьет опять у Таунсенда Харриса в Гекусенди, а Хьюскен вместе с Колокольцовым сегодня на «Оливуце». Римский-Корсаков поспешно вышел на палубу. С Уэкава прибыла целая свита чиновников. Внесли на руках что-то вроде плетеного сундука.

«Что там?» – подумал Воин Андреевич, заметив таинственный багаж.

– Вот! Прибыло. Для вас! – улыбался Уэкава. «Можно с ума сойти. Неужели ратификация? Впрочем, быть не может!»

– Это из Эдо?

– Из Нагасаки... Это-о письма. – Любезно сказал и щелкнул каблуками Уэкава. – Из России, господам офицерам и матросам.

Чиновники достали из корзины настоящий почтовый мешок из грубой ткани, какие введены всюду для перевозки почты в Европе и Америке на пароходах и по железной дороге.

– Очень большая тайна! Охрана частной переписки. Спасибо! Получите... – сказал Уэкава-сан.

Ушли в салон и разобрали. Писем множество – и офицерам, и нижним чинам. Матросские отдали сразу же унтерам для раздачи.

Но у всех писем сургучные печати сломаны и письма открыты. Ельчанинову письмо от сестры Екатерины Ивановны Невельской. Они уже в Петербурге и собираются поехать в поместья в Смоленск и в Кострому. Еще письмо от сестры Саши из Красноярска.

На всех письмах штампы: Петербург, Амстердам... И японская печать тоже... Как они вперед шагают.

– Бог с ними, со сломанными печатями, – сказал Римский-Корсаков, передавая возвратившемуся Посьету целую пачку пакетов.

– Слава богу, что пришло. И незагрязненное и ненадорванное.

Хьюскен, гостивший на «Оливуце», развалясь на диване, хохотал до упаду, глядя, как офицеры, перечитав письмо, огорченно осматривают сорванные печати и как японцы извиняются за плохую работу голландской почты, которая так долго задержала корреспонденцию.

***

Вечером молодой американец записал в дневнике: «Русские офицеры получили письма через Нагасаки, и японское правительство не поколебалось вскрыть каждое из них, что доказывает, что не одни лишь европейские правительства виновны в такой недостойности».

Приехал Мориама Эйноске с пачкой газет под мышкой. Сказал, что подписался на гонконгские еженедельники и сегодня получил очередные номера через Нагасаки. Это ему разрешается.

Война в Китае в полном разгаре. Видимо, будет сильная бомбардировка Кантона. Слухи, о которых сообщал Уэкава, подтверждались.

Началось из-за лорчи^[78] «Арроу». Ее хозяева гонконгские китайцы подняли британский флаг и пришли в Кантон. Там полиция опознала в команде беглых преступников из Кантона. Власти Кантона их задержали. К этому придрались англичане, объявили действия кантонских властей оскорблением флага – и пошло и поехало. Китайский вице-король извинился. Но не тут-то было.

^[78] Большая палубная парусная лодка

– Ужасно, если в Японии появятся такие же представители. Поэтому приходится следить... – сказал Мориама.

– За нами!

– Да, да... пожалуйста. Газеты можете оставить себе. Конфиденциально... Посэто-сама, могу сообщить... что мистер Харрис с этой же почтой получил американские и французские газеты, но ему писем не было.

«Это в крови у них – хоть на кого-нибудь надо доложить «конфиденциально». Если не про нас, так нам про американцев. А то и про своих донесут что-нибудь да нужное! Не сидеть без дела, как их приучило их же собственное правительство из самых возвышенных побуждений».

– Кажется, в Кантоне англичане устроили резню, – добавил Мориама печально. – Это нельзя узнать из прессы Гонконга. А вы знаете, что американский молодой переводчик каждое утро... в саду скачет, как козел. Очень удивительно! Ему некуда девать силы.

На корвет приехал вице-губернатор с сообщением, что прибыла ратификация из Эдо.

– Мы на днях уходим. Завтра решим, когда обмен ратификациями. Что еще сделать для вас, Таунсенд? На прощание? Что бы вы хотели? – спрашивал Константин Николаевич, заехав в храм на берегу.

– Молока! Мне нужны молочные продукты, – вскричал пьяный Харрис. – Я в отчаянье! Я жить без них не могу. Я просил, но меня не понимают.

– Уверяю вас, что молоко будет, – ответил Посьет, – я же сказал японцам.

– Ничего не сделано до сих пор.

Харрис заговорил про Боуринга, что с ним самые лучшие отношения. Достал из стола его письма и прочитал отрывки. Действительно, тон дружеский.

– Но, дорогой коммодор! На все свои причины! Сэр Джон несколько раз говорил со мной, о чем я вас предупредил. Он хочет занять японский остров Хоккайдо и этим прочно изолировать Японию от России. Уверяет, что это в наших общих интересах. Базы английского флота вблизи берегов развивающейся Сибири! Он желал знать, каким будет отношение к этому Америки... и просил меня... о содействии. Их озаботил Севастополь.

Посьет поехал из Гекусенди обратно к губернаторам.

– Что же с доставкой коровы? Разве больше не доится в Хэде адмиральская корова?

– Корова? О-о, корова! – закачал головой Накамура-сама. – Нет, кажется, не доится. Оттуда сообщили, что она погибла.

– Почему?

– Она очень распухла. Выменем. Поэтому болела. А потом, может быть, сломала ноги – и ее прирезали.

– Почему у нее могло распухнуть вымя? Разве некому было доить?

– Да. Так.

– Но там оставалась жена у нашего скотника Берзиня. Она отлично доила.

– А-а! О-о! – Накамура смешался. – Знаете, это действительно так, но... Бакуфу приказало уничтожить всякие следы близких сношений с иностранцами. И Ябадоо-сан, вероятно, сразу выполнил.

Убить корову за связь с иностранцами! Ну, до этого еще никто и нигде пока не додумался.

– Знаете, господа, – сказал Константин Николаевич, – видно, без американцев вам не обойтись в вашей истории. Если добром нельзя, то они заставят.

Накамура слушал печально и кивал головой. Как Посэто-сама не видит, что его самого обманывают?

К Ябадоо в деревню Хэда явились чиновники от губернатора. Старого самурая требовали к ответу. Прибыл русский корабль, и срочно требуется по распоряжению правительства получить от Ябадоо сведения для Америки. Прибыли Посьет и Кокоро-сан. По этому случаю все пути в Симоду из Хэды перекрыты, охраняются, нет прохода и судам и людям. Никого и никуда не пускают, но почему – об этом никому не говорят. Знать запрещено.

У старика душа замерла. Но самурай – это воин. Никогда не боится, смело идет вперед. Кокоро-сан! О-о! Неужели начнется розыск снова? Ужасное положение! Неужели? Нет, не может быть. Кокоро-сан горд и молчалив, как воин, он все знает. А кто знает – тот молчит. Если он заявит, что у него тут должен быть сын, то на этот раз не вывернешься.

Ябадоо боевым маршем самурая повел чиновников к себе домой.

– У вас корова доится?

– Нет, нет... Уже давно не доится.

– Почему?

– Да незачем. Некому есть молоко. Это противная варварская еда.

– Жаль. Нужно адмиральское молоко для американца – приказано корову послать в Симоду.

«Корову я бы отдал. Но если отдать корову и окажется, что она доится, то дать повод к обвинению в политических ошибках и розыску» – так подумал Ябадоо.

Выяснилось, что для американского консула правительство ищет дойную корову, американец старый, хотя нахал и бабник и хорошо танцует, а как известно, если старый человек хорошо танцует, это негодяй. А он – негодяй. Но без молока у него кишки плохо работают, и может быть конфликт с Америкой, у которой десять тысяч военных судов.

– Нужна дойная корова. У правительства все надежды только на Ябадоо-сан. Посьет, который тут жил и сейчас в Симоде и собирается сюда приехать вместе с Харрисом, сказал американцу, что есть у вас дойная корова.

– О-о! – Ябадоо переменился. Уже не в первый раз правительство не могло без него обойтись. Да, он поможет.

Ябадоо сказал, что старая корова зарезана, как имевшая сношения с иностранцами. Но есть еще две коровы, которые доятся. Они отелились. У них есть молоко. Я сам их раздою. Умею! Для правительства я готов.

Но на самом деле Ябадоо не убил корову, которую доил Янка Берзинь. Он очень любил это животное. Молоком этой коровы кормили любимого в семье мальчика. Это еще важней, чем западный флот и стальные машины. Если все семьи выродятся, то кто будет плавать на западных кораблях? А Япония населится корейцами и китайцами. Сам тенно поплывет! Его семья – божественного происхождения и выродиться не может.

– Также есть другие коровы. Беременные. Родятся телята, я сам раздою их для Америки. А сейчас одну подарю правительству, не жалея, для Соединенных Штатов.

– А когда это будет, как она пойдет в Симоду?

– Пока дорога перекрыта, можно дать Америке слабительного отвара из кореньев. А через два дня после отплытия Кокора-сан корова будет в Симоде. А зачем пришел Посьет?

– Нет, мы возьмем корову на наш корабль!

Ябадоо сказано под величайшим секретом!

В Симоду из России пришла шхуна «Хэда», которую строили в этой деревне. Русский император прислал в подарок тенно, сиогуну и Японии. Дар этот уже передан в Симоду. Приезжала из Эдо особая комиссия. Кавадзи к русским больше не подпускали. Никому из тех, кто с русскими знаком или встречался, к ним не разрешено даже приближаться. Даже полицейских переменили. Уэкава назначен капитаном западного корабля. «Хэда» уже стала японская. Уэкава-сан очень умело управляет и командует. Готов экипаж из молодых японцев. Все в парусине. Кокора-сан и его экипаж перейдут на другой русский корабль «Оливуца» и уходят в Китай и в Англию. Война у них закончилась, и секреты не разглашаются.

Но Ябадоо уже слыхал все это. Вся деревня знает все то, о чем велено молчать, храня секрет.

Ябадоо поклялся свято сохранять тайну. Он и корову свою отстоял, и любимого мальчика-внука не выдал и спас. Такой милый, хороший мальчик с синими глазами. В этом нет ничего плохого. А соседка-старуха стыдила и пугала хэдских девиц, показывая на морских солдат, когда они входили в деревню с пением и говорила: какая беда скоро всем девицам будет; ведь пришли морские солдаты с синими глазами.

– Какой хороший ребенок! – сказал старший губернаторский уполномоченный, увидя мальчика на руках у няньки.

– Да, это моя жена родила мне сына, – отвечал Ябадоо, подливая сакэ в чашки и подкладывая огромного живого морского рака в чашку гостя. – Уже старые мы, а какой ребенок родился! В этот год я ел морских раков, живых... Если я умру, то моего сына обещал вырастить мой третий зять Уэда Таракити, он западный инженер и герой труда на кораблестроении. Его знают в Эдо.

***

– А как живет Ота-сан? – спрашивал Колокольцов на закате, задержавшись с Корсаковым и переводчиком под сенью лавровишневых гигантов. Солнце садилось за холмы.

– Очень хорошо, – отвечал Мориама. – Он переехал в Эдо и открыл банк. Отделение в Осака. У него анонимные совладельцы.

– Кто же?

Мориама дернул головой кверху, улыбнулся.

Ота-сан хотел бы растить внука... Но отец ребенка очень его любит и решает воспитывать сам. У семьи богатый новый дом в Эдо. Построен для дочери Ота-сан любящим супругом.

– Для...

– Для Оюки.

– Она счастлива?

– Очень. Уже ждет второго ребенка.

– Кто же муж?

– Капитан-инженер флота Ямаока-сан. Или... Ах, кажется, я ошибся... кажется, Ямадо-сан.

В Японии очень ценятся дети. Ота-сан любит внука и говорит, что он самый лучший ребенок в Эдо; когда вырастет, то пригодится Японии. Ота-сан не уступает Ябадоо-сан в глубине человеческих чувств!

Колокольцов отправился на корвет, куда матросы только что перевезли его вещи с «Хэды». Александру Александровичу надо осмотреться, прежде чем завтра после сдачи «Хэды» переселяться совсем. Он без интереса раскрыл бумаги, разложил некоторые книги.

В дверь постучали.

– Ну что же, завтра обмен ратификаций? – спросил Римский-Корсаков. – Итак мы с вами, Александр Александрович, опять в дальнее плавание! Как говорится: два брата на медведя...