Батарея № 1 более других вредила фрегатам.[*]
И. Барсуков
[*]«Батарея № 1 более других вредила фрегатам» – Из книги И. Барсукова «Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский», том I, 1891.
На Сигнальном барабан ударил тревогу и взвились ракеты. – Смотри, – говорил Маркешка приятелю своему Алексею, подходя к брустверу и наслаждаясь сознанием собственной безопасности. – Промер делают, видишь, лот кидают. – К нам сегодня не хотят. На кладбище метят, – отвечал Бердышов. Маркешка молчал, подумав, что орудие он «изладил» как следует, но теперь надо проверить. – Они всю ночь промеры делали, – заметил седой аврорец Логвинов, слышавший разговор казаков. – По всей бухте шлюпки ходят. – Не знают, где отломится, – заметил Бердышов. На далекой шлюпке какие-то матросы делали все нехотя и неловко, как всегда и всюду в такое тяжкое сумрачное утро. Да еще спросонья. Сейчас бы рыбу ловить хорошо! – Им бы не лот дать, а сетки, как раз поймали бы! – Осьминога-то, – добавил Алешка, – рака ли… – Я вчера посмотрел, Хрюков бежит и тащит чудовище, я спрашиваю: кого это? Молчит… Однако сам не знает, кого поймал. «Что торопишься?» А как же, мол, не торопиться, он вот-вот клешшами-то ушшемит. – Тут, паря, в воде кого только нет. Шлюпки шли медленно… С нашей батареи от кладбища выстрелили. Ядро упало, перелетев первую из шлюпок. Запыхтел пароход, пустил дым. – Паря, застучало у него в хвосте и поехал! – сказал Алешка. – Нам бы с тобой на нем в Усть-Стрелку. Пароход подошел к шлюпкам. С нашей батареи от кладбища снова дали выстрел. Пароход выпалил в ответ из своей огромной пушки, установленной на носу. На берегу в кустах опять закурились белые дымки, там грохнуло раз-другой. И снова ухнуло в ответ с парохода. Подошел командир батареи лейтенант Гаврилов. – Ну, братцы, по местам! – Рады стараться, ваше благородие! – прокричали матросы и казаки и стали расходиться к орудиям. – Первая! Орудие дернулось, и ядро со свистом понеслось с горы над морем и шлепнулось в воду между шлюпок. – Вторая! – Пошло, – сказал Маркешка. Одно из ядер легло у самого парохода. Оттуда ответили. Огромное ядро ударило в гору. Град камней посыпался на батарею. И сразу задним ходом пароход ушел за скалу. Пушка на нем огромная. Он снова вышел и бухнул и опять пошел задним ходом. – Заряжается! – Огонь! – крикнул Гаврилов. На этот раз все ядра легли в воду, не долетая шлюпок, а пароход опять успел уйти. – Что же ты, братец, – обратился Гаврилов к Маркешке. – Дай-ка я сам. Загрохотали орудия сзади на кошке. Это била вторая батарея. Теперь по появившемуся пароходу и по шлюпкам били сразу три батареи. Пароход забрал шлюпки на буксир и повел их обратно к своей эскадре. – Не фартит ему! – заметил Алексей. Пароход отходил, и ядра не достигали его. Вторая батарея вскоре стихла, берегли заряды, да и пароход стал не виден с кошки. Отсюда видно, но не достать, и Гаврилов не пытался догнать его своими ядрами. С этой горы, выдвинувшейся в море, как с птичьего полета, видна вся губа и сама вражеская эскадра кажется близкой. На судах, стоявших на рейде, началось движение. Там поднимали якоря. Одно судно разворачивалось само собой, видимо морским течением заносило корму. Пароход подходил к своим судам. Еще одно ядро легло возле него в воду. Это ухитрился Александр Максутов. На английском фрегате виднелись матросы, суетившиеся на палубе. Маркешка установил свое орудие так, что повыше поднялось дуло, и заложил побольше пороху. Он еще вчера предлагал заряжать пушку по-своему. – А ну еще разок попробуй, – сказал Гаврилов. – Куда ни шло… Гаврилов с интересом наблюдал, как Хабаров выверил прицел. Маркешка целился в большое адмиральское судно. – Вторая! – махнув саблей, крикнул Гаврилов. Орудие дернулось. – Пошло, – небрежно проговорил Маркешка, махнув рукой, как бы не ожидая ничего хорошего. Вдруг на большом адмиральском судне показался взрыв. – Припечатал! – закричал Бердышов. Маркешка побледнел от неожиданности. Все, кажется, произошло лучше, чем он предполагал. Тем временем пароход сделал круг по бухте, потом вернулся, подошел к одному из фрегатов и остановился. Он постоял некоторое время. Потом из трубы повалил дым гуще, пароход свистнул и пошел, но на этот раз вместе с фрегатом, он потащил у себя на боку огромное судно, которое было чуть не в два раза выше его. – Как муравей! – сказал Бердышов. – Первая! – крикнул Гаврилов. Ядро легло, не долетев до вражеской эскадры. – А ну еще! На батарею прибежал красный, запыхавшийся адъютант губернатора. – Генерал приказал пальбу пока прекратить! Пусть фрегаты подойдут ближе. Его превосходительство приказал беречь заряды, а то ядра наши не долетают. Его превосходительство на вершине горы, наблюдает сам. – Кажется, одна наша бомба разорвалась на судне, – радостно волнуясь, сказал Гаврилов. – Да, мы тоже что-то заметили. Генерал очень доволен. Но пока берегите заряды, они, видимо, готовятся к десанту. Пароход подошел к большому адмиральскому судну, по которому только что стреляли, и как бы хотел его взять на другой борт, но не взял, а прошел мимо. – Промахнулся! Вдруг пароход и первый фрегат, что был у него, как приклеенный, сбоку на буксире, расцепились. С этого фрегата пошла шлюпка, направляясь к адмиральскому фрегату. Офицеры всматривались. Заметных повреждений у неприятеля не было видно. Меж судов противника заходили шлюпки. – Что-то у них стряслось! Пароход пошел вдаль, к выходу в океан. С Бабушки выпалили по нему, он отвечал из пушки. Вскоре пароход повернул обратно. Он ходил по бухте как пьяный. – Работать не хочет, а только пыхтит. Полчаса ждали. Очевидно было, что неприятельские суда хотели подойти к берегу, но почему-то раздумали. Похоже было, что враг нынче отменил штурм, что-то случилось. – Не ты ли, Маркел, им все нарушил? – спрашивали Хабарова. На горе послышался барабан. Били отбой. – Шабаш, ребята! – воскликнул Алешка Бердышов, вылезая из укрытия и подсаживаясь к костру. На батарее долго говорили о том, что могло случиться. Обсуждали, как стреляли, предполагали, что Маркешка угадал в корму большого фрегата. Другие отвечали, что не Маркешка попал, а что это был выстрел оттуда, а нам показалось, что наша бомба лопнула. Скобельцын не верил, что Маркешка попал. Но в то же время очень похоже было, что Маркешкина бомба долетела. Логвинов и Силаев – канониры-наводчики с «Авроры» – хвалили его. Целый день ждали нового нападения, Но неприятель не подавал никаких признаков. После обеда где-то в стороне Тарьинской губы появилась шлюпка. За ней тянулся какой-то плоский предмет.
– Эй, паря, мотри-ка – че такое? – Не плот ли? – Кто это? – оживились на батарее и стали собираться у бруствера. – Не наши ли?.. – Наши! – сказал матрос сорок седьмого камчатского экипажа. – Это Усов с Тарьи кирпичи везет. Да прямо на эскадру правит! Не с ума ли сошел? – Усов – унтер-офицер, должен бы иметь понятие. Он там долго жил на кирпичном заводе. – Че ж, в самом деле. Как бы его упредить… Сигнальщик уже передавал в город, что с Тарьи идут шлюпка и плот. На английских судах тоже заметили приближение плота и шлюпки. На одном из фрегатов забегали люди, и вскоре от него отошли две шлюпки, а за ними еще пять шлюпок отвалили от эскадры. Усов, видно, разглядел вражеские флаги. Оставив плот, шлюпка стала быстро убегать. – Кого же теперь! Поздно спохватился! – Ну поперли за им! Как хлестко гребут! – Уходит… – Нет… – Уйдет, уйдет! – Ну да, куда он уйдет, смеешься… Все пришли в сильнейшее возбуждение. На шлюпке выгребали изо всех сил. Но англичане шли быстрее. – Гляди, там баба с имя. Человек десять наших… – Это с Тарьи. Они там кирпич выжигают. Усов и шестеро с ним… Они! – Да это не Усова ли жена? – Она в то воскресенье с ребятами гостить поехала к Усову. – Паря, настигают! – Беда! – И там Удалой с имя! Каждый желал бы что-то сделать, как-то помочь, но что сделаешь, когда за Усовым гонится семь шлюпок и расстояние все сокращается. Между батареей и этими шлюпками залегла эскадра из шести кораблей. А пушки наши до эскадры достать не могут. – Да что он, дурной, неужели пальбы не слыхал? – Жена гостила… – Одурел старик, как олень на гону. Казалось, что уходившая шлюпка была уже у берега. – Вот теперь попался! – сказал матрос. – Готово! Весла наши подняли. Схватили наших! Английские шлюпки окружили плот, а французские – шлюпку и повели ее к эскадре. Вскоре все шлюпки скрылись за судами. – Как он не видел! Этот случай долго обсуждали на батарее. Почувствовалось, что враг не шутит. Сразу столько шлюпок отвалило, пошли друг с другом наперегонки и схватили. – Им, видно, «языка» надо, – заметил Скобельцын. – Ну там имя дадут пить теперь! – А ребятишек тоже будут терзать? – с испугом спрашивал Ваня, мальчик, сын солдата, обязанный подносить картузы. Никто не ответил ему. И Скобельцын из желания возбудить ненависть к врагу и для порядка, для правильного суждения, стал объяснять, что будут наших пытать и терзать, потребуют сказать, сколько войска в городе, где стоит, какие начальники и сколько пушек. – Не позволяется терзать пленных, – заметил аврорский матрос. – Да что они скажут! – вмещался матрос сорок седьмого экипажа Сивцов. – Они же давно из города. Общее мнение было, что Усов ничего не знает, он давно из города и ничего с него и с его товарищей не возьмешь. Но настроение у всех стало тревожней. Под вечер опять несколько шлюпок пошли от эскадры делать промеры, но они держались далеко, так что стрельба с батарей не могла причинить им никакого вреда. – Дознались, нет ли? – говорил Маркешка и думал: «Если узнали, сколько чего у нас, и пошли делать промеры, то ночью полезут на берег…» Гаврилов ходил и все проверял, как и что делается. В душе он недоволен Василием Степановичем. Как казалось Гаврилову, тот всю свою заботу выказывал третьей и второй батареям, которыми командовали братья князья Максутовы, а к Гаврилову он давно придирался, еще в пятьдесят первом году устраивал ему «распеканции», считал его наперсником Лярского. Казаки и матросы докапывали землянку, делая укрытие. Тут же «починялись»: латали одежду, ичиги. Шлюпка с эскадры пошла к берегу. У одного из орудий все время стояла прислуга. Шлюпка приближалась. Гаврилов долго следил за ней. Прогремел выстрел. И сразу по этой же шлюпке ударили с четвертой батареи. Шлюпка с англичанами в красных рубахах шла, не обращая внимания на ядра. Правили прямо к кладбищу как ни в чем не бывало. – Паря, храбрые! – Они туда гнут! – говорили на батарее. – Однако туда и станут нападать. Со второй батареи дали по шлюпке три выстрела. – Они все прилаживаются, завтра туда надо ждать гостей. – Ну что, не попали? – Нет… – Завтра начнется, – сказал Маркешка. Не доходя до берега, шлюпка повернула и так же с промером пошла обратно. Офицер стоял на корме во весь рост на виду. – Завтра начнется, – повторил Маркешка. Алексей невольно посмотрел на скалу, высившуюся над батареей. Гаврилов снова выпалил. Ядро пролетело над головой английского офицера. – Сшибить бы его! Стоит, зараза, как бурхан! Хотя бы поклонился… Все это были неприятные предвестники грядущей битвы. Похоже, что враг этот спуску не даст и ядер не страшится. Это приободрило и Гаврилова. В душе каждого сильно тревожил вопрос: что-то завтра? Как ночь пройдет? Деваться тут некуда. Над головой скала, вокруг море. А враг обложил со всех сторон. Тучи то густели, то расходились. Погода стояла теплая, и на ночь никто из часовых не надевал полушубка. Ночью где-то за Никольской сопкой раздавалась ружейная стрельба. Видно, там тоже ходили шлюпки с промерами. На батарею пришел офицер, что-то говорил Гаврилову. Всю ночь на эскадре слышался плеск весел и стук топоров. Там тоже готовились. – И плотничают, починяются, имя тоже без ущерба не обошлось. Многие не спали в эту ночь. Маркешка тоже часто просыпался, подходил к берегу, смотрел на море. Звезд не видно было, тучи, тепло. Уж осень близка. А лета не видали.
|